Михаил Бобров: Ход кротом

— И там вы тоже собираетесь говорить неприятные вещи? Учтите, что из Кремля так просто в окошко не выскочить.

— Я думал об этом. Но прежде решите все-таки: вы со мной? И спрячьте уже револьвер, фонарщики близко. Кликнут патруль, а зачем нам это счастье, ослепительное, как встреча с притолокой в темном погребе?

Товарищ Скромный задумался. Потом револьвер переложил в карман промокшего френча, но руку с него не убрал. Спросил:

— Почему вы так настаиваете, чтобы сопровождал вас именно я? Какие товарищи так меня рекомендовали?

— Так ведь я в самом деле присутствовал на конференции в Таганроге. Раз ваши товарищи звали вас поставить работу анархической группы, значит, они вам доверяют и знают, на что вы способны.

— Но тогда вы знаете, зачем я должен вернуться на Украину к началу июля.

Человек в бескозырке хмыкнул, подойдя чуть поближе:

— Я даже знаю, что вы ехали в Москву поучиться у великих анархистов, но нашли тут безделье и бумаготворчество. Вы очень горячо жаловались на это управляющему отелем Бурцеву, а в наше время даже у стен, знаете ли, растут немаленькой величины уши…

Тут Корабельщик отвернулся, поглядев снова на звезды, словно бы они значили для него что-то важное. Перевел взгляд на сжавшегося пружиной Скромного:

— Так вот, я вам готов отплатить знаниями. Вот вам для затравки, считайте, что сие аванс под сегодняшние ваши два патрона в потолок.

И, медленно сунув руку в тужурку — нарочно не в ту полу, где подмышечная кобура — вынул и подал Скромному небольшую книжечку, самый раз удобную для ношения в кармане, но при том отменно пропечатанную на превосходного качества бумаге, настолько плотной и гладкой, что капельки оседающего тумана скатывались, не впитываясь, не размывая удивительно четкие знаки.

Скромный повернул книжечку к свету зажигаемых все ближе фонарей и прочел:

— Спутник партизана… Дальгиз… Что такое «Дальгиз?»

Пролистал немного, снова пробормотал:

— Каждый партизан должен искать противника, чтобы уничтожить его… Немцы стремятся обходным движением уничтожить…

Схлопнул книгу одним движением, резко. Положил ее на каменную угловую тумбу, поставленную, чтобы оси ломовых телег не обдирали угол дома.

— Корабельщик, вы все путаете меня и пытаетесь купить. Но вы так и не ответили на единственный вопрос. Кто вы?

— Если пойдете со мной, увидите своими глазами, — ответил Корабельщик. — И давайте, наконец-то, убираться с улицы. Тут неподалеку есть квартира, где нас приютят на сегодня. Там и доспорим.

— Последний вопрос!

— Ну давайте уж.

— Отчего вы не остались дать показания на суде против Блюмкина? Какой смысл нашуметь и скрыться, не доведя дело до конца?

— Знаете, товарищ Скромный, чтобы остановить паровоз на полном ходу, надо правильный сигнал подать и верный семафор закрыть, остальное сделает машинист. А бежать поезду навстречу и руками упираться — глупо. Раздавит, не заметив. Так вот, сигнал мы подали. Если Чернов не дурак, разберется и сам. Если дурак — заслужил свою судьбу.

— А мы, значит, на следующий семафор теперь? А откуда вам известно, где он?

— Вот сами и посмотрите. Черт его знает, выйдем ли мы изо всего живыми, однако же поручусь за полное отсутствие скуки.

Скромный поднял книгу, отряхнул от влаги, сунул за пазуху френча. Проворчал:

— Можно еще стрелку перевести.

— Это уже высший уровень, это и есть моя конечная цель. Вы планируете провести в Москве пятнадцать суток. Я же тут на пятнадцать лет, а то и семнадцать… Ну что, пошли?

Скромный выпрямился и снова поежился.

— Думается мне, на простую уголовщину вы не позовете. Будь что будет! Пошли!

Около десятка фонарщиков с тележкой и лестницей приблизились по дальней стороне улицы. Время настало бандитское, а керосин фонарный вздорожал — вот и ходили толпою. Двое фонарь зажигают, прочие сторожат кто со шкворнем, кто с оглоблей, кто с ножом, а кто уже и с наганом. Несколько настороженно поглядев на матроса и спутника, фонарщики ловко прислонили стремянку; самый легкий и тощий кошкой взлетел по ней, откинул тяжелый колпак литого стекла. Отвернул газовый кран, поднес фитиль. Убедился, что пламя ровное, без рывков и хлопков. Закрыл стеклянный колпак, скользнул по лестнице вниз; товарищи его без единого слова или приказа уложили стремянку на невысокую тележку и повлекли к следующему фонарю.

В колышущемся желтом свете Корабельщик указал дубовую дверь парадного:

— Вторая Мясницкая, собственный дом вдовы Собакиной. Нам во второй этаж.