Михаил Бобров - Висенна. Времена надежды

Вообще-то они с Иркой поссорились. Глупо, конечно. Ну, а кто может вспомнить умную ссору? Надулись друг на друга (как сыч на жабу, сказала бы бабушка Игната), да и разошлись по разным углам. И смотреть салют на День Города пошли каждый в отдельности. То есть, Игнат в отдельности. А у Ирки наверняка имелся запасной вариант. С ее-то волосами цвета меди, с ее-то зеленым глазом! А когда поклонники замечали, что второй глаз девушки — карий, им тотчас приходил на ум Булгаков, и вскипающие романтические чувства отшибали последние остатки разума.

С теми, кто не читал Булгакова, Ирина не гуляла принципиально. Впрочем, когда твой папа — зам по строительству областного КГБ, можно позволить себе некоторую привередливость в знакомствах. Игнат долго думал, за что же он сам удостоился высочайшего внимания. Он даже пару раз поцапался с Иркой на этой почве: не хотелось чувствовать себя очередной игрушкой элитной девочки.

Но последняя ссора была уж вовсе глупая! Что стоило промолчать! Теперь Игнату было не до салюта. Толкотня на площади раздражала. Пьяные морды просто приводили в бешенство. Домой он плелся уныло, бриться не стал, и заснул только в первом часу ночи.

Приснился Игнату сон — яркий, спокойный и почему-то радостный, несмотря ни на ссору, ни на разлуку. В этом сне Ирка с двумя какими-то подругами — кажется, брюнетку звали Ларисой, а пухлую энергичную блондинку то ли Сашей, то ли Катей — стояла на полевой дороге. Все трое были в синих джинсах (белые Ирка не признавала), а дальше сходство кончалось: Ира нетерпеливо пинала дорогу любимыми зелеными полусапожками; Сашка оставляла на песке рубчатые следы от белофиолетовых кроссовок, Лариса старалась не зарыться в пыль носками кроссовок попроще — синими, с тремя белыми чертами. Игнат покупал такие же каждую весну, и к осени снашивал насмерть. Ветровки на девушках тоже пузырились разные: на Ирине белая, на Кате (или все-таки это Сашка?) — светлосиняя; на Ларисе — рыже-замшевого цвета.

Вправо и влево до горизонта распахнулась серо-желтая степь. Во сне подруги стояли лицом к Игнату, и тот не мог видеть, на что они с увлечением указывают руками. А прямо за спинами девушек поднимался высокий округлый холм, весь заросший густым лесом. Среди зеленой стены то тут, то там попадались бурые, желтые и красные пятна, и Игнат подумал, что в загадочном месте ранняя осень, примерно середина сентября — то же, и что в его родном городе.

Из леса выползала желтая змейка тропинки, вилась по склону холма, и впадала в дорогу именно там, где стояли девчонки: у двух невысоких деревьев с мощными стволами. Стволы, пожалуй, пошире Иркиных плеч. Листья обильно усыпали грубо перевязанный корнями пригорок. Сам себя позабыв от счастья, парень зачаровано смотрел, как Иринка зеленым сапожком ворошит палую листву.

Тем временем по полевой дороге неспешно подкатились несколько телег, запряженных вполне обычными лошадьми. На телегах громоздились серые тюки, укрытые толстыми попонами бурого цвета. Игнат сразу вспомнил кожаные стельки, из которых вырезал гарды на тренировочный меч: похоже, покрышки были из такой же толстой кожи.

А люди возле повозок сразу заставили Игната вспомнить и весь ролевой клуб вообще: полосатые пояса, мягкие остроносые сапоги и высокие шапки ступкой, широкие темные штаны, коричневые и зеленые рубахи навыпуск… Так одевались пятеро погонщиков. Другие пять человек, скорее всего, охрана каравана, носили поверх всего еще и одинаковые лохматые плащи из бурых и зеленых лоскутков. Плащи лениво шевелил слабый ветерок. Костюмы ни один профессиональный историк не назвал бы правильными, но дело происходило во сне, и Игнат ничему не удивлялся.

Между тем его драгоценная Иринка о чем-то говорила с вожаком каравана: внушительным мужчиной лет сорока, которого Игнат про себя окрестил купцом. В самом деле, кому бы еще водить столько телег с товаром? Лохматые плащи собрались вокруг говорящих и внимательно слушали. Вот купец пожал плечами. Улыбнулся. Фыркнул: стремительно надулись щеки и тотчас дрогнули губы. Махнул рукой — и девчонки расселись на краю последней повозки, нагруженной меньше прочих. Потом вид сменился: караван из шести телег направился влево, Игнат теперь смотрел вслед девушкам, вдоль дороги. Холм и деревья оказались справа от парня; слева в той стороне, куда Игнат раньше никак заглянуть не мог — вдоль всего тракта развернулась могучая стена леса. Там тоже полыхали осенние деревья всех цветов: и рыжие, как Иркины волосы, и красные, как ее губы, и желтые… Игнат поймал себя на том, что думает вовсе не о красках, еще раз вздохнул — и проснулся.