Семён Афанасьев - Доктор 4 [СИ]

— А ты с полицией на каком языке говорила? — не отстаю от Лены, потому что любопытно.

— Арабский, — удивлённо смотрит на меня Лена. — А что там говорить? Они спросили, что случилось. Я ответила, вон драка, это я вас вызывала. Мой муж, говорю, держит агрессора. В полиции же только л о калы служат. Ну, местные. Значит, язык арабский. Ну или английский, если бы они по-английски спросили.

— Слушай, снимаю шляпу, сколько ты всего знаешь. Респект, — беру Лену за руку, поскольку подходим к отелю.

— Мелкий, не на улице. Лучше в отеле, — Лена мягко высвобождает свою руку из моей. — Я же тут давно. Одно время вообще тут насовсем хотела остаться и жить, готовилась к этому. Тоже в разные варианты влипала поначалу, а индийская и пакистанская диаспоры тут — самые большие. Приходилось сталкиваться. У бати в банке, например, более пятидесяти процентов сотрудников индусы и пакистанцы.

— Ух ты…

— Грамотные на уровне нашего универа, — поясняет Лена. — А кое в чём и похлеще… А работают за гораздо более скромную зарплату. Причём, пакистанцы ещё и добросовестнее многих.

На пляже отеля валяемся ещё около часа.

— Темнеет тут действительно стремительно, в сравнении с нашим климатом. — Лениво замечаю из своего шезлонга.

— Ага. Чем ближе к экватору. Если прямо на экваторе, да ещё и в какой-нибудь горной зоне, вообще в шесть уже фонарь с собой брать надо. — Кивает Лена, поднимаясь из своего шезлонга. — Мелкий, подъём. Поехали Аську с Вовиком проведывать.

В госпиталь, где лежит Вовик, нас пускают без вопросов по какой-то карточке, которую Лена достаёт из сумочки.

— А откуда у тебя тут пропуск? — снова удивляюсь. — Или врачи могут войти в любую больницу в любой стране?

— Пххааа-ха-ха, м-м-м, ладно. Не буду острить, — фыркает Лена. — Мы с Аськой тут ассистировали. Я сразу оговорила, что буду проведывать. Вот мне что-то и выписали.

— Кстати! Спросить хотел! А ты что, по-арабски говоришь? — спрашиваю то, о чём хотел спросить ещё в полиции. — Ты к полицейским два раза на нём обращалась.

— По-арабски говорю, — кивает Лена. — Но не особо. "Говорю" это громко сказано. Так, знаю примитив, чтоб объясниться. В магазине что-то купить, на улице сориентироваться, помощи попросить, ещё по мелочи. Сказать, что вот прямо знаю язык, не могу.

Вовик лежит в просторной палате на две койки. Асель, похоже, поселилась вместе с ним. Когда мы входим, мы застаём их… гхм… за занятиями весьма деликатного характера, от чего Лена хмыкает, потом фыркает и, закрывая мне глаза ладонью, весело говорит во весь голос, так, что Асель с Вовиком вздрагивают:

— Пошли в коридоре подождём. Тут вон видишь, людям надо кое-что чуток закончить.

По итогам нашего посещения оказывается, что Вовику лежать в больнице ещё неделю. Местные хирурги вроде бы всё сделали нормально, но дело, как говорится, находится на контроле «на самом верху» и хирурги настаивают, что они должны наблюдать швы в течение недели.

Вовик, в принципе, не против задержаться тут подольше, поскольку его напрягает по времени только оговоренный срок возвращения из мини-отпуска в банк. А поскольку тут сам Роберт Сергеевич, то…

Асель сказала, что жить будет с Вовиком в палате и от ключа либо номера в БУРЖ АЛЬ АРАБ отказалась:

— Ну что я его тут одного оставлю? — кивает она на довольного Вовика, который лежит под простынёй полностью раздетый. Думая, что это никому не видно.

Сюда уже занесли вторую кровать, специально для неё, но по нетронутой постели видно, что Вовик с Аселей обходятся пока одной кроватью. Где спят вместе.

Мы болтаем о том о сём ещё минут тридцать и уже собираемся уходить, когда проведывать Вовика приезжает и Роберт Сергеевич. Вовик, едва не жмурясь от удовольствия, принимает все сопутствующие случаю поздравления, благодарности и прочие подобающие моменту ништяки.

— За работу не волнуйся, — говорит ему Роберт Сергеевич, аккуратно присаживаясь на край кровати и скользнув взглядом по нетронутой второй. — Форс мажор, никто не мог предсказать. Выздоравливай спокойно. В банке тебя прикроют.

— Хе-хе, приятно иметь родню в начальстве, — веселится Лена, взъерошивая волосы на голове отца, но осекается и съёживается под взглядом Асели, Вовика и Роберта Сергеевича. — Да ладно, уж и пошутить нельзя…

Мы сидим ещё какое-то время, через которое Асель, презрев свою стеснительность и приличия, говорит всем открытым текстом, что им с Вовиком пора отдыхать, особенно ему.