Ярослав Зуев - WOWилонская Башня-2. Новый Вавилон

Я вспыхнул. Признаться, Гуру допек меня этим своим Персеем.

— Простите, сэр, но вы ошибаетесь, — порозовев, сказал Генри.

— Это в чем же, юнга? — подбоченился Вывих.

— Крылатый конь Пегас принадлежал не Персею, а Беллерофонту — сыну Посейдона…

— Да ну ладно, — отмахнулся Гуру. — А разве не на Пегасе скакал Персей, когда сразил Горгону, а потом и чудище, которое хотело сожрать Андромеду? Или Персей, по-твоему, не по воздуху летал, юнга?

— По воздуху, сэр. Только у него для полетов имелись специальные сандалии, подаренные ему Гефестом. Беллерофонт тоже убил чудовище, но его звали Химерой. А потом хотел на радостях воспарить на Пегасе к Олимпу, но Зевс не позволил ему этого, выбив из седла молнией. В результате Беллерофонт стал калекой и отверженным…

Как по мне, приведенная Генри история звучала в равной степени аллегорично и мрачно. Гуру же с минуту глядел на моего мальчика растерянно. Затем перевел взгляд на меня и подмигнул.

— Каков молодец, а, сэр Перси? Разделал старого брехуна под орех, видит Индра…

— Нам греческую мифологию преподавали в лицее, — сделавшись малиновым от смущения, оправдывался Генри.

— Не падайте духом, Вывих, — сказал я. — В моих глазах — вы навсегда останетесь самым большим мастаком по части мифов, если не древнегреческих, то современных. Тут вас с пьедестала — никому не сдвинуть…

— О чем вы? — насторожился Гуру. — Что-то не пойму…

— Неужели не догадываетесь?! Вы, Вывих, мягко стелете, да жестко спать. Так, кажется, выражаются в России?

Гуру изобразил изумление. Насквозь фальшивое, как мне показалось.

— Когда мы были в Штатах, вы потчевали меня радужными историями про кисельные реки в молочных берегах, по которым мы поплывем на корабле, полученном в полное распоряжение! Что-то не припоминаю, чтобы вы хоть словом упомянули при этом начальника экспедиции Шпырева. Между тем, вот что я вам скажу, Вывих: этот ваш Шпырев совершенно не похож на человека, поступившего в наше распоряжение! Не пора ли положить карты на стол…

Если только не поздно, — мелькнуло у меня.

— Сэр Перси, — по своему обыкновению, заговорив доверительным тоном, Гуру подхватил меня под локоть. — Что мне надлежит сделать в первую голову, так это извиниться перед вами. Простите меня великодушно за этого неисправимого грубияна, любезный друг. И, поверьте, Ян Оттович, в сущности, неплохой человек. Даже прекрасный по-своему человек. Настоящий борец, я б даже сказал — Прометей! Будьте к нему снисходительны, сэр, сделайте поправку на его прошлое, а ему, уж поверьте, досталось на орехи, как мало кому еще. Он ведь, — Вывих понизил голос, — через застенки Охранного отделения прошел. Об него, говорят, жандармы три месяца к ряду папиросы тушили, хотели, чтобы он заложил товарищей по подполью. На расстрел выводили регулярно, поставят к стенке, хлоп поверх головы. А он — не спекся. Опять же, в Гражданскую басмачи захватили его в плен у стен Бухары, швырнули в зиндан, а сверху накидали гремучих змей. Прямо товарищу Педерсу на голову…

— Ничего себе… — протянул Генри. — Как же он выжил?!

— Не тот, юнга, товарищ Педерс человек, чтобы двинуть коньки от укусов каких-то там эф или кобр! Он же большевик! Клянусь, сэр Перси, я бы рассказал вам раньше, если бы не страшная спешка, в какой нам довелось покинуть Нью-Йорк! Ну а потом, когда мы плыли на «Приаме», у меня, признаться, просто не повернулся язык. Стало жалко портить вам впечатление от поездки, вы с Генри представляли такую идиллическую картину, отправляясь осматривать старые испанские форты… Опять же, повторяю, товарищ Шпырев — не чудовище какое-то, как вы решили. Примите во внимание его положение, оно же обязывает, сэр! Он ведь перед мраксистской партией головой за нашу безопасность отвечает, чтобы ни с вас, ни с Генри, волосок, понимаешь, не упал! А тут такая неприятность, враг напал. Слава Вишну, корабль уцелел, но люди-то погибли, его подопечные! Ясно, что товарищ Шпырев — не в себе. Вам разве хотелось бы, чтобы ему было начхать? Очень сомневаюсь, полковник. Что же до секретности, то тут вообще все просто. Их партия столько лет провела в подполье, что до сих пор в нем местами остается, хоть давно стоит у руля. Отсюда и вся их тяга к паролям, псевдонимам и прочей дребедени! Впрочем, дребедень она или нет, надо у тех морячков спросить, что на баке под парусиной сложены, в ожидании погребения…

Я все еще подыскивал слова, подходящие, чтобы ответить, когда через порог шагнул товарищ Триглистер, и я потерял мысль, потрясенный очередной метаморфозой в исполнении бывшего счетовода. Сколько их было всего? Затурканный бухгалтер из Нью-Йорка в скромной пиджачной паре и шляпе, мариачи с футляром от гитары, в котором лежал Томми-ган, пародия на британского колониального офицера в дурацком пробковом шлеме и шортах — все эти перевоплощения остались позади. В новой ипостаси Триглистер выглядел как заправский чекист. Точно, как на карикатурах в недружелюбных по отношению к СССР газетах. Кожаная куртка и кепка, кожаные галифе, скрещенные на спине портупеи и широкий пояс, оттянутый на бедре потертой кожаной кобурой с револьвером.