— В пгостоте! — выпалил Триглистер.
— Верно гутаришь, комиссар, — осклабился Гуру. — И еще — в самоотверженном, млять, труде на всеобщее благо! А в чем у станка въебывать? В соболях, млять, с горностаями? Опять же, когда все в единую униформу одеты, это ж какая экономия для казны, где народные средства хранятся. И пускай их потом — куда хошь! Выкинь на помойку истории стереотипы, привитые гнилым буржуазным окружением, Персеюшка, друг ты мой ненаглядный, иначе, хуй тебя кто в Сатью-Югу пропустит в бурке на белом коне! Нахуй к Кали мелкособственнический индивидуализм! У нас ведь как принято? Каждый сознательный советский гражданин, к чему б его партия не приставила, ощущает себя солдатом, мобилизованным правительством на нужные для всей страны дела. И не суть, чем именно ему выпало заниматься, говно из выгребных ям отсасывать, или квантовую физику с релятивистской, млять, механикой к новым высотам поднимать! Вот оно как, короче…
— Пегед вами, товагищ Офсет, наши лучшие ученые, — в голосе Триглистера звучала гордость. — Только лично я бы пгедложил именовать их ученоагмейцами…
— Как-как?!
— Ученоагмейцами, говогю. Пока кгасноагмейцы стоят на стгаже священных завоеваний Октябгя, а тгудоагмейцы возгождают советскую индустгию, постгадавшую от гук белоинтегвентов, пегед ученоагмейцами поставлена задача вывести советскую научную мысль на новые, невиданные губежи познания…
— Теперь все встало на свои места, — заверил я.
— Это пгекгасно, — просветлел Триглистер.
***
Дюжие матросы набрасывали швартовочный конец на кнехт, когда один из ученых, не дожидаясь, пока катер встанет вплотную к причальной стенке, взбежал на нос и легко перемахнул к нам. Незнакомец был невысок и сухопар, а двигался ловко как пума. Военная форма сидела на нем как влитая, высокие яловые офицерские сапоги сверкали на Солнце зеркалами. Лицо было конопатым, щедро пересыпанным веснушками. При этом, резко очерченным, волевым, с квадратным подбородком и широкими угловатыми скулами. Из-под кожаной кепки торчали рыжие и жесткие будто щетка для обуви волосы. В глазу научного сотрудника сверкал монокль.
— Товагищ Свагс, — поприветствовал ученого Меер Аронович, несколько натянуто улыбнувшись.
— Товарищ Триглистер, — Сварс чисто по-военному вскинул ладонь к виску. Рыбьи глаза ученого оставались холодными, как две ледышки. — Товарищ Вывих…
— Как поживаете, любезнейший Эрнст Францевич? — с поклоном откликнулся Гуру.
— Лучше врагов революции, попавшихся мне, — слегка растягивая гласные, отвечал ученый, пожимая протянутую Вывихом ладонь.
— Эрнст Сварс, ученый из советской Латвии, — представил нас Гуру. — Большой специалист в области социальной антропологии. Полковник Офсет, выдающийся путешественник и большой друг Страны Советов. Генри Офсет-младший… Надеюсь, он станет на нашем судне юнгой, как тот пацан из книжки Стивенсона…
— О, это мы ему вполне легко устроим, — откликнулся Сварс, сопроводив реплику скупым кивком. — А теперь, товарищи, прошу проследовать за мной, — антрополог поправил кожаную портупею, оттянутую справа, где висела кобура с револьвером.
— А как же таможенные формальности? — удивился я, но антрополог уже перемахнул обратно в катер.
— Забудьте об этой егунде, — сказал Триглистер.
— Как это, забудьте?
— Всяческие таможни специально пгидуманы мигоедами, чтобы ставить пгепоны на пути объединения пголетариев всех стган, как завещали нам товагищи Магкс и Энгельс. С чего бы нам, спгашивается, потакать эксплуататогам в их непгикгытом ггабеже тгудящихя?
— Тем не менее, как я понимаю, все же следовали кое-каким правилам, пока находились в США?
— Скгепя сегдце, товагищ Офсет, — заверил Триглистер. — Такова была моя голь, обусловленная геволюционной необходимостью. Иначе, как бы я гешал поставленные пагтией задачи? А сейчас не вижу никакой нужды пегеться по солнцепеку в таможню и унижаться, выпгашивая дугацкие газгешения у каких-то пагшивых импегиалистических магионеток…
— Прям как в песне поется, — хохотнул Вывих и, неожиданно затянул: — Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек…
— Я дгугой такой стганы не знаю, где так вольно дышит человек, — подхватил Триглистер. — В путь, товагищ Офсет, смелее…
— Ну, Майтрея нам в помощь, — Гуру, пошатываясь, перебрался в катер. Двое здоровяков-матросов кинулись его поддержать.
— Эх, Персеюшка! Ты только погляди на этих чудо-богатырей! Жаль, не баталист я, как покойный художник Верещагин, мне б вместо горных вершин хотя бы пару полотен с этими крепкими парнями нарисовать. Каждый из них — сам, понимаешь, как горная вершина…
Читать дальше