Светлана Тулина - Человечья магия [СИ]

Реакция прежняя.

Разве что в стенку вжался еще сильнее, хотя это и противоречит законам физики.

— Сладкий, ну что мне такое для тебя сделать, чтобы ты меня полюбил? Хотя бы чуть-чуть! Ну подскажи, а?! Я же стараюсь!

Может, зря я тебя сладким назвал? Ты мог неправильно понять суть моего интереса. Решить, что он чисто гастрономический, фу, гадость какая. Вот же… как же трудно с урожденными людьми!

Ни с кем из наших у меня никогда не было никаких проблем, да и слов особых обычно не требовалось. Наоборот! В очередь выстраивались, еще и отбрыкиваться приходилось. Да и с людьми тоже пробовал, дважды. Но бросил — вена укуса не стоит, ничего особенного, а риск нарваться на маньяка с осиновым колом велик. Но оба раза прошло быстро и гладко, насколько помню, тоже ни малейших проблем не возникло, а та девица даже сама настаивала, типа для здоровья полезно, цвет лица улучшается. А вот когда понадобилось ну просто до зарезу — полный облом. Как же тебя называть, если сладким — опасно и может быть неверно истолковано? Как там Шенк свою милую называет обычно, если не слишком пьян? Лапуля, кажется? Или Лапочка? Оборотни! Придумают тоже, называть собачьей ногой…, но хотя бы без гастрономических аллюзий.

— Лапуля, не надо бояться! Я не буду тебя кусать. Совсем-совсем не буду! Даже понарошку. Да я и не могу. Вот, смотри… Да смотри же, не бойся! Это коронки. Серебряные. Специально, сам делал. Чтобы клыки не росли. Мне не нужна твоя кровь, мне другое нужно… Понимаешь?

Не понимает.

Более того — не хочет понимать.

Коронками ещё вроде как заинтересовался, зашевелился малость, моргнул даже и посмотрел вполне осмысленно. А стоило чуть придвинуться и за руку взять — снова в стенку впечатался, глаза зажмурил и губами шевелит. Дед говорил, молитва — такая штука типа заклинания, помогает расслабиться. Только что-то вот не заметно пока, чтобы моему приобретению эта самая мантра-молитва хоть чуть-чуть помогала. Зря я, наверное, про кровь заговорил, не надо было, люди до неё очень жадные, совсем соображалку теряют. А мне ко всему ещё и жутко нервный экземпляр попался, намучаюсь я с ним, похоже. Но выхода-то другого нет…

Приходится снова отступить к столу, теряя стратегическое преимущество. Но пока я так близко — ты, пожалуй, вообще не способен ничего услышать. Сажусь на стул, смотрю снизу вверх. Поза намеренно беззащитная, должна сработать на подсознании. Растерянный взгляд даже имитировать не приходится.

Потому что я действительно не понимаю.

Всё ведь нормально шло. Без проблем. Где и когда случился перелом — понятно, но совершенно не понятно другое: в чём состояла моя ошибка? Что я сделал не так? Или сказал?

Паниковать ты, голуба, начал три дня назад, когда я посчитал, что приручение успешно завершено и уже можно всё тебе объяснить. Что ты — поймёшь. И что ты уже достаточно проникся в отношении меня положительными эмоциями, а сочувствие сработает дополнительным стимулом. Похоже, рановато я так посчитал. Но сделанного не вернуть, вот и приходится работать с чем есть.

Может, на жалость подавить? Люди — они жалостливые. Если верить бабуле, а кому знать, как не ей…

— За что ты так со мной? Я кажусь тебе уродом? Чудовищем? Я тебя чем-то обидел? Хоть раз? Зачем же тогда ты меня так обижаешь?

Вроде действует. Шептать перестал. Смотрит хотя и настороженно, но уже именно что смотрит, а не таращится. Главное — держать голос огорчённым и растерянным. И стараться говорить на понятном ему языке, не затрагивая опасных тем. И не двигаться.

— Не моя вина, что ты здесь оказался. Я тебя честно выкупил, и теперь стараюсь сделать всё, чтобы тебе было если не хорошо, то хотя бы не слишком плохо. Согласись — я ведь стараюсь! Я же тебя даже не держу, двери открыты, хочешь — можешь уйти в любое время. Только далеко ли ты уйдёшь — без друзей, без денег, без вида на жизнь или хотя бы покровителя, способного вписать твою судьбу в собственный свиток? Мой дом для тебя — не тюрьма, а единственное безопасное убежище, и я бы не хотел, чтобы ты воспринимал меня хозяином-деспотом, а себя рабом или вещью. Если я и хозяин, то только лишь хозяин дома, а ты — почётный пленник-гость, перед которым хозяева должны всячески расстилаться, чтобы не навлечь на свой дом несмываемого позора. Вот я и расстилаюсь… как могу. Виски вот разыскал. Думаешь — легко было? Из вашего мира, настоящий. Выпей, не обижай меня. Если боишься — я могу отодвинуться подальше…

Есть!

Глаза сощурил, подбородок задрал, с кровати слез и на стул уселся с самым решительным видом. Причём даже не стал отодвигать этот стул подальше от меня, хотя мог бы, вполне бы естественно смотрелось. Но нет — не мог. Я же его в трусости обвинил. Как же после такого — да отодвинуться? Всё-таки иногда люди такие предсказуемые.