Леонид Резников - Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

Махсум встал рядом с Али-бабой и стал наблюдать за огнем. Огонь всегда казался Махсуму чем-то волшебным. Им можно обогреться, приготовить на нем еду, осветить дом, если надо, и еще им можно просто любоваться. В танце пляшущих на сухих полешках огоньков было нечто притягательно-таинственное и непередаваемо-прекрасное. Огнем можно любоваться бесконечно, но Махсуму сегодня было не до того. Оторвав взгляд от очага, он посмотрел на Али-бабу, и тот, словно почувствовав его взгляд, обернулся через плечо.

«Интересно, знает ли этот бесхитростный мальчишка, кто он, этот самый Одноглазый Хасан? А вдруг его предупредил кто-нибудь? – подумал Махсум отвернувшись. – Вдруг этот трус Касым все-таки прибежал к нему и обо всем рассказал? С него станется… Да нет, непохоже. К тому же после такого предательства…»

– Вы бы, почтеннейший… простите, как вас зовут?

– Хасан. Меня зовут Хасан. И у меня один глаз, – зачем-то добавил Махсум, поправив повязку на глазу. – «И зачем я, дурак, это сказал?»

Али-баба кивнул выпрямляясь.

– Вы бы, почтеннейший Хасан, пошли бы, отдохнули. Устали, небось, с дальней дороги?

– Устал, – честно признался Махсум. – Давно устал. Может, лучше помочь чего?

– Да вы что? – поразился Али-баба. – Нет-нет! Гость должен ожидать, когда хозяева накормят его и усладят его слух приятной беседой. Вот когда я буду у вас в гостях…

– Маловероятно, – проворчал Махсум и отошел в сторонку. Больше всего на свете ему сейчас хотелось куда-нибудь скрыться, чтобы никто не знал, где он и что он, но разве скроешься от судьбы?

– Шеф! – за спиной Махсума возник вездесущий Ахмед.

– Шеф? – вновь обернулся Али-баба. Он уже где-то однажды слышал это непонятное слово, но вот где и при каких обстоятельствах, никак не мог припомнить.

– То есть, я хотел сказать, мой господин! – поправился Ахмед.

– Этот мой слуга такой бестолковый, – пояснил Али-бабе Махсум, одарив Ахмеда взглядом, не обещающим тому ничего хорошего. – Учу, учу его, а он до сих пор разговаривает, как базарный нищий.

– Базарный? – переспросил Али-баба, вновь о чем-то задумавшись.

– Именно. Так что ты хотел сказать, мой бестолковый слуга? – поддел Ахмеда Махсум.

– Я хотел сказать, – надулся Ахмед от обиды. – Я хотел сказать, что кони накормлены, а кувшины чувствуют себя хорошо!

– Какой заботливый у вас слуга, – невольно восхитился Али-баба. – Даже о кувшинах с маслом говорит, как о живых людях!

– Он такой! – Махсум постучал костяшками пальцев по лбу, пока Али-баба не смотрел на него, и Ахмед еще больше надулся.

– А скажите, почтеннейший Хасан, можно ли взять у вас немного масла? У нас закончилось, а в одном казане его, по-моему, слишком мало.

Наступила гнетущая пауза.

Али-баба, ожидая ответа, смотрел на Махсума; Махсум – растерянно на Ахмеда, а Ахмед – затравленно и туповато то на Али-бабу, то на Махсума.

– Масло? – переспросил Ахмед.

– Да-да, совсем немного, а то, боюсь, мясо пригорит, а лук почернеет и будет невкусным.

– Я сейчас, – Ахмед сорвался с места, пролетел через дом и выскочил с другой его стороны. – Масло ему! Чего это вдруг ему понадобилось наше масло? На что намекает этот оборванец? – ворча, он подбежал к одному из кувшинов, сорвал с него крышку и вытащил из него миску, стоявшую на голове сидящего в кувшине разбойника.

– Уже пора? – прогудело из кувшина.

– Нет! Сиди тихо, пока я не скажу, – Ахмед вновь накрыл кувшин крышкой и понесся обратно, на задний двор. – Вот! – протянул он миску с маслом Али-бабе.

– Огромное спасибо! – поблагодарил Али-баба, долил в казан совсем немного масла и вернул оставшееся Ахмеду. – Этого, я думаю, будет вполне достаточно.

Ахмед понесся обратно, вновь пролетел через дом, выскочил на улицу и подбежал к кувшину. Сняв крышку, он поставил обратно на голову разбойника миску с маслом и опять закрыл крышку.

– Все! – доложился он Махсуму, вернувшись на задний двор.

– Али-баба, – позвала Марджина, выглянув из дома. – У нас в лампе заканчивается масло.

– Так залей!

– Масла больше нету.

– О Аллах! – Али-баба вновь посмотрел на Махсума, тот – на запыхавшегося Ахмеда; Ахмед – печально на своего предводителя и очень зло на Али-бабу.

– Ахмед? – произнес Махсум, и тот вновь понесся через дом в передний двор, подскочил к кувшину, открыл крышку и схватил с головы разбойника миску.

– Уже пора? – вновь донеслось из кувшина.

– Нет! – грохнул крышкой Ахмед и побежал обратно, но во дворе было темно, хоть глаз выколи, и он внезапно на что-то налетел.