Влад Тарханов - На острие истории

– Вы сейчас получите все документы, которые касаются Советско-Финляндской войны 1940–1941 года. Именно она та самая веточка, на которую можно и нужно попытаться воздействовать. Победа должна быть безоговорочной. Это охладит пыл некоторых скоропалительных особ.

– И еще… Вы должны знать, что существует еще одно ограничение по методу: послать в корневую реальность можно только одного хроноагента. Пока что это только гипотеза, установленная экспериментальным путём, и теоретического обоснования не имеет. Так что помощи вам ждать не откуда. Но на всякий случай… пароль про «славянский шкаф» не забыли?

– Баанальщина.

– Так ничего сложного придумывать не надо. Сложные ходы дают наибольший процент ошибок. Помните, как в американской армии и флоте решили вопрос шифровки сообщений? Никакой шифровки, кроме использования архаичного языка и их носителей из резерваций. Всё гениальное – просто…

– Паачему, если яаа гений, как говооорит нааааш физик, мне ещё нее стааааало таааак легкооо?

– А вот на этот вопрос я отвечать полномочий не имею.

Я лежал в этом чертовом стеклянном гробу, который они называли просто «Капсулой». На самом деле вся эта стеклянная хренотень была одним огромным датчиком, который настраивался на моё ментальное поле и считывал мой мозг, слой за слоем, подчищая не только память, но и то, что делает человека уникальной личностью: он считывал привычные пути мышления. Мне сложно объяснить всё с точки зрения физиологии, но наша мысль материальна, она вызывается движением определенных групп нейронов, а вот запись таких стандартных импульсов создает уже более-менее адекватный слепок мозга. Лично меня это самое их более-менее не устраивало. Не хотелось бы очнутся с уровнем мышления педофила или убийцы-маньяка, но мне заявили, то отклонения если и возможны, то не более 1–2 сотых процента и только по не сильно значимым функциям, типа привычка потирать левое ухо может смениться привычкой подергивать правое. И не более того. И все-таки мандраж был, боязнь была. Не то чтобы я не верил Полковникову, но до конца я не верил вообще никому! Те, кому я мог доверять, были слишком далеко. И я их уже никогда не увижу. Даже в ТОМ времени, куда меня отправят. Н-Е-У-В-И-Ж-У. Этот парадокс объясним, но мне не удается воспроизвести это объяснение менее чем на страницах сорока-пятидесяти. Поэтому опустим и примем как аксиому: еще одно ограничение Метода.

Надо отдать должное сотрудникам Центра – залы они держали в стиле необходимого минимализма. Чистые белые стены, на которых видно малейшее пятнышко, требования к этому помещению особые. Гермозона и всё такое прочее. Мозг должен быть совершенно расслабленным. Поэтому и капсуа выглядит стеклянной, и всё вокруг белым-бело.

Я с детства ненавижу больницы, врачей и всё, что с этим связано. Но это была не больничная белизна. И не белизна морга – в морге не может быть так чисто. И здесь не было запахов, звуков, ничего. Посреди небольшого круглого белоснежного зала постамент из прозрачного стекла, причём весь, совершенно весь.

Мне говорили, что в сон меня будет вгонять газ – без звука, без запаха, без ничего, вроде и нет никакого газа. Но всё-таки я спинным мозгом ощутил, что атмосфера внутри камеры изменилась, что происходит нечто важное.

И тут я почувствовал, что выскальзываю из камеры. Теперь я был в высоте, под потолком этого свода. Мне хотелось куда-то вырваться, но пространство, бесконечное пространство оказалось внезапно ограниченным вот этим залом, в котором и металось нечто прозрачное: душа, которой был я…

Я рванул вниз, но и там проскользнуть не удалось…

И тут пришло осознание того, что я умер. Но мозг еще жил, но я уже умер! Меня обманули? Получается, что да. К удивлению, я не испытывал по этому поводу никаких эмоций. Ну умер, так умер, может быть, это только матрица так реагирует, а на самом деле, я не знал и не понимал, что происходит на самом деле… Мне было, наверное, интересно. А там, за стеклом что-то происходило. И это что-то меня заинтересовало. Или моё эфирное тело? Или я весь теперь одно только эфирное тело?

Я свободен!

Хотя нет!

Какая эта свобода, если я не могу никуда улететь?

А почему я не могу?

Эфирные тела вроде бы все могут?

А я не могу!

И что это за тысячи иголок вонзаются в черепную коробку? Ну почему же так грубо?

Я неожиданно расстроился. Мне должно было быть больно, но мне уже не было больно, потому что я уже был тут… И всё-таки, мне стало почему-то страшно, я начал метаться по залу, не зная еще почему, но всё мое (уже эфирное) естество вопило: