Сергей Линник - Елабуга

Андрей оглянулся: двое спереди, двое сзади. Классика гопстопа! Жертва зажата между двумя парами гопников, лишена возможности сбежать. Он тут же повернулся спиной к стене, сделав шаг назад, чтобы держать всех в поле зрения. Фиксатый, похоже, молодой, но уже опытный блатарь, натаскивал и учил молодняк, как правильно обчищать фраеров. Он сделал едва заметное движение мизинцем с длинным ногтем, и один из молодых преступников отделившись от компании, занял место на выходе из двора, став на атасе.

– Папироской не угостишь? – спросил фиксатый.

– Бросил я курить. Вредное это занятие и тебе не советую, – ответил Андрей.

– А дяденька-то жадный у нас, – также слащаво блажил фиксатый продолжая медленно двигаться к нему, – мы дети жертвы хражданской войны, беспризорники, потерявшие маму и папу, – продолжал он «заговаривать» внимание жертвы.

Андрей четко видел, что фиксатый как упругая сжатая пружина может выпрямиться в любой момент и нанести один быстрый и смертельный удар. Он сделал еще шаг назад, будто испугавшись, пытаясь при этом достать из подмышки наган. Тот зацепился и никак не хотел покидать петлю, из которой дома так легко и без усилий доставался. Уперся спиной в стену.

– Ты чего там шаришь, фраерок, быстро лапки лягушачьи свои опусти!

Фиксатый медленно нагнулся и вытащил из-за голенища сапога нож.

– Сейчас, пацаны. У меня там деньги. Я отдам, только не режьте, – сказал Андрей придав голосу жалобный тон.

– Умный, фраерок, – процедил фиксатый, – котомку давай сюда. И клифт снимай.

– И прохоря, – добавил тот, что слева.

– Ну да, и прохоря снимай, на кой они тебе нужны. Побыстрее только, нам некогда, – пробасил тип в тельняшке и пиджаке.

Но в этот момент наган наконец-то удалось вытащить и Андрей приставил его ко лбу уже почти вплотную подошедшего фиксатого.

– Нет, пацаны, может, я пиджачок свой сам дальше носить буду и котомка мне нужнее.

– Ты пукалкой своей не размахивай духарик, а то неровен час стрелишь кого, – процедил фиксатый.

Андрей взвел курок.

– Не сомневайся волчара, ты первый получишь дырку в черепе, а потом, я сколько смогу положу твоих сявок. Может, кто и успеет меня пырнуть ножом, но ты сука, уже этого не узнаешь, потому что будешь беседовать с ангелами, – жестко сказал Андрей.

Блатарь посмотрел прямо в глаза Андрею и сделал осторожный шаг назад.

– Вот гнида перхотная, – цыкая, сплюнул брезгливо фиксатый сквозь щель между двух передних зубов и едва заметно качнул длинным ногтем.

Трое его товарищей мгновенно исчезли, словно растворились в пространстве.

Он сам отошел от Андрея и повернувшись сказал.

– Как сказал наш великий поэт Сережа Есенин «как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок», помни фраерок, что когда-нибудь наши дорожки пересекутся, и я воткну тебе перо под ребра и не поможет тебе твой мусорской наган.

Он с шипящим свистом сквозь щель между двух передних зубов втянул воздух, издав змеиное шипение.

– Запомни Венечку Фартового, это я подырявлю тебе почки в темном переулке, – пригрозил он и исчез за углом.

Андрей прислонился к стене. Его потряхивало он, едва не спустил курок. Ему потребовалось неимоверное усилие удержать себя, потому что первая реакция солдата прошедшего войну – сразу стрелять, едва почувствуешь опасность. Инстинкт и через двадцать с лишним лет никуда не делся.

Марина

Пароход, доползший до Чистополя почти через сутки, показался Марине настоящим адом. Сил почти не осталось, а сделать надо было немало. Прямо с парохода она отправилась в совет эвакуированных, узнав дорогу у милиционера, дежурившего на пристани. Там каким-то чудом она встретилась с Флорой Лейтес, которая обещала что-то устроить для Марины, но новости оказались неутешительными: оказывается, накануне драматург Тренев был категорически против того, чтобы Цветаева переехала в Чистополь, обзывал ее иждивенкой и белоэмигранткой. Коля Асеев почти ничего не сказал в ее защиту. Узнав у Флоры адрес Асеева, она тут же отправилась к нему. Дверь открыла Колина жена, имя которой Марина никак не могла запомнить, она эту женщину, не понравившуюся ей с самой первой встречи в Москве, считала чем-то вроде прислуги при Асееве и внимания на нее не обращала. Та платила ей той же монетой. Вот и сейчас она, едва поздоровавшись, отвернулась от Марины. Асеев болел, у него обострился туберкулез и он сидел дома, бледный, постоянно кашляющий. Впрочем, Марине он обрадовался, но было в его взгляде что-то такое, будто он сделал нечто плохое и сейчас этого очень стыдился. Впрочем, надежды он не терял, обещал сегодня же написать письмо в правление с просьбой как-то Марину устроить.