Пантелей - Горячее лето пятьдесят третьего... [СИ]

— Спички есть?

— Нет, товарищ генерал-полковник. Курить бросил.

— Не вовремя. Но не осуждаю, сам я так и не начал. В детстве это было слишком дорого, а после просто не понравилось.

В молчании дождались адъютанта, Крылов сжег записку вместе с конвертом.

— Нужно не привлекая внимания, я так понимаю? Пилотом на курьерском АН-2 сможете?

Василий на первый вопрос утвердительно кивнул, а на второй улыбнулся.

— Я боевой лётчик-истребитель, а на АН-2 даже вы сможете через неделю тренировок, товарищ генерал-полковник.

Крылов одними глазами улыбнулся в ответ, этот молодой генерал ему определённо нравился, не смотря на все слухи о нём. «Брешут как всегда паскуды…»

— Оставьте уставное для службы, вы ещё отпуск не отгуляли, Василий Иосифович. Через два дня у нас плановый рейс курьерского борта на Пекин, экипаж тихонько замените перед самым вылетом, а пока поживите у меня. Квартира большая, устрою с комфортом. Вы ведь за Сталинград Красное Знамя получили?

— За Сталинград. Знамя и ранение в ногу. Только я и пить бросил, совсем бросил. У реактивных самолётов совсем другие требования к лётчикам. Извините, Николай Иванович.

— Опять не вовремя, но… Уважаю! Обойдёмся чаем, у меня есть замечательный китайский чай. Лично мне что-нибудь рассказать можешь? Чего хоть ожидать-то?

— Ничего конкретного рассказать не могу, Николай Иванович, меня ведь тоже далеко не во всё посвящают. Я же генерал Вася, годный слетать в Пекин, передать там пакет и проследить, чтобы его сожгли. Но думаю, что военные всегда должны ожидать войны и готовиться к ней. Ожидать в любой момент, может быть даже в этом году.

— Ничего не понял, но всё равно благодарю. — улыбнулся генерал-полковник Крылов, — Нехороший год, високосный, в такой всякого можно ожидать. Мы, в общем-то ко всему готовы, но внеплановые учения точно не помешают. Я тебе теперь должен, Василий Иосифович.

— За что, Николай Иванович?

— За поддержку с воздуха под Сталинградом, разумеется. Вечером, с вещами, жду на чай, а пока свободен, мне нужно заняться службой.

Вышинский с трудом оторвал глаза от рукописного, написанного рукой лично Сталина, текста. Давно пора уже было что-то сказать, но мысль никак не хотела оформиться в вопрос, или хотя-бы разумную эмоцию. Сталин поймал его недоуменный взгляд и понимающе усмехнулся.

— Ну что, «меньшевик», поди решил, что рехнулся Коба от непосильных забот, и решил тебя страшными сказками поразвлечь на старости лет? — Сталин еще раз мрачно усмехнулся и понимающе кивнул. — Я до самого ареста Лаврентия Берия тоже так про себя думал. Это написано моей рукой, но точно не мной, или мной, но во сне, в ночь на одиннадцатое декабря, так что кое-что, как видишь, уже удалось проверить.

Вышинский, более полувека близко знавший своего собеседника, никогда не считал его способным на идиотские шутки. И от этого ему становилось несколько не по себе. Андрей Януарьевич снял очки и отложил бумаги.

— Допустим, что это действительно где-то когда-то произошло. Хоть я и не понимаю — как. И чего ты хочешь, «большевик»? Поговорить как покойник с покойником?

— Именно так, генацвале. Как покойник с покойником, которые к тому-же вошли в ту историю как два кровавых упыря. Я так понимаю, что это… — Сталин выдержал короткую паузу, подбирая правильное определение, — Скажем, вмешательство неких сил с целью дать нам шанс исправить допущенные ошибки и, по возможности, избежать новых. Так что давай, «покойник», режь правду матку. Без политесов и субординации. Что, по-твоему, произошло в том мире?

Однако, сразу Вышинский отвечать не стал. Он неторопливо протер очки, взял отложенные бумаги и еще раз внимательно перечитал несколько листов.

— Переиграли нас. Раз к власти в итоге привели этого клоуна-недоумка, значит заговор внешний. Наши до такого идиотизма сами бы никогда не додумались.

— Согласен. Переиграли нас маскилимы [6] Маскиль, ивр. ‏(множ. маскилим) — просвещенный, «уразумевший» . Наше дело правое, но управляли им недостойные бездари, и ты, и я — в числе главных виноватых. Ты готов с ними поквитаться, «покойник»?

— Не тяни уже, Коба. Если бы ты подозревал меня в неготовности, никогда бы этого разговора не затеял. Говори, что делать.

— Сначала сдашь дела Громыко и пройдешь тщательное медицинское обследование. Когда врачи назначат режим, подберем тебе посильную нагрузку. А на ближайшие полгода мне нужен личный помощник, секретарь и переводчик. Очень личный, Андрей. Ты же понимаешь, что это… — Сталин ткнул трубкой в бумаги, — Не должно уйти за пределы самого узкого круга. Такой степени секретности у нас даже в законах пока не прописано. Об этом вообще никому нельзя говорить.