Алексей Вязовский: Я спас СССР. Том IV [litres]

А теперь Когана затаскают по партсобраниям, всю душу из бедного еврея вытрясут, и ни одна ведь тварь за него не заступится! Прошлые заслуги никого не волнуют.

Мои невеселые размышления прерывает приход Андрея Николаевича. Утренний обход. Мои легкие снова тщательно прослушивают, простукивают и довольно кивают головой.

– Ну, кажется, обошлось без самого худшего. Организм молодой, борется. Курс лечения оставляю прежним, только раствор фурацилина для горла добавлю. – Врач косится на открытую дверь, за которой явно стоит охранник, тихо интересуется: – Жалобу на побои писать будешь?

– А стоит? – так же тихо отвечаю я. – Свидетелей нет, скажут, что это я сам пару раз о самолет ударился.

Врач хмыкает, ободряюще похлопывает меня по плечу.

– Ну, выздоравливай. И не унывай – все в жизни бывает. А за одного битого, сам знаешь, двух небитых дают.

На этой оптимистичной ноте мы с ним прощаемся. И я уже снова собираюсь вздремнуть, как в палату заходит новый персонаж.

Мужчина среднего возраста и роста, в очках, интеллигентной наружности, под распахнутым белым халатом виден строгий костюм-тройка. В руках портфель. Я грешным делом даже подумал, что это кто-то из ЦК или МГУ ко мне пожаловал, уж больно он был похож на одного из наших профессоров. Ан нет…

– Доброе утро. Я ваш следователь – полковник Комитета государственной безопасности Измайлов Юрий Борисович.

Пока я приходил в себя от удивления, кагэбэшник скромно примостился на стул рядом с койкой, снял свои очечки и принялся протирать их стекла белым носовым платком. И все это как-то спокойно, буднично, умиротворяюще, я бы сказал. Но весь мой жизненный опыт подсказывал, что заблуждаться на его счет не стоит. Этот матерый волк будет похлеще нагловатого, но простого, как пять копеек, щенка Москвина. А вот кстати…

– Прям целый полковник?! Какая честь! А как же лейтенант Москвин, который меня арестовывал?

– Ну… его перебросили на другое дело. А ваше буду вести я. Давно хотел с вами познакомиться, да все не судьба как-то. То вы в Крым мчитесь. – Измайлов тонко улыбается, – то в Японию улетаете. Кстати, почитал я ваши статьи, присланные оттуда, и должен признать, что пишите вы отлично! Да… за компьютерами – будущее.

Мягко стелит. Чего ж в гости не заглянул, если так познакомиться хотел? В общаге бы и поговорили.

– Так это моя профессия, я просто выполнял свой журналистский долг. За этим меня на Олимпиаду страна и посылала, – не поддался я на тонкую лесть следователя. – А ваше это «давно хотел познакомиться» мне как нужно расценивать? Как то, что вы давно за мной следите?

– Не то чтобы следим, но присматриваемся к вам, да. Уж больно вы необычный молодой человек.

– А генерал Мезенцев вообще в курсе, что вы меня арестовали, содержите в тюрьме и допрашиваете без предъявления обвинений? Лейтенант Москвин что-то такое говорил мне про подозрения в государственной измене. Но ведь это все несерьезно, да? И насколько я знаю, перед началом допроса арестованному всегда выдвигают официальное обвинение, а сам допрос ведут под протокол.

Измайлов едва заметно морщится, и мне почему-то вдруг кажется, что этот придурочный Москвин и его порядком достал. Да и абсурдность обвинения в госизмене полковник тоже прекрасно понимает.

– Зачем вы так, товарищ Русин? Это пока ведь еще не арест, а задержание и не допрос, а простая ознакомительная беседа. Допрашивать ваше здоровье не позволяет.

Ого! Значит, все еще «товарищ»? Не гражданин пока и не арест? Но про мое здоровье – явная отмазка. Надо будет – они и полуживого меня допросят. Похоже, просто сами до конца не понимают, что со мной дальше делать.

– Тогда что я здесь делаю?

– …Болеете? – добродушно улыбается мне Измайлов.

В юморе полковнику не откажешь. И от неудобных вопросов он мастерски уворачивается. Придется немного поднажать:

– И все-таки. Что насчет Степана Денисовича?

– Генерал Мезенцев отстранен от должности и. о. председателя КГБ и находится под домашним арестом. – Измайлов сочувствующе на меня смотрит: – Алексей! Степан Денисович не поможет. Иванов тоже.

Ладно, сделаю вид, что поверил. Правды он мне все равно не скажет.

– Так о чем вы со мной поговорить хотели, Юрий Борисович?

– О многом. Например, об этом.

Мне показывают фотографию, где я в хаки и в лихо заломленном берете сижу на броне бэтээра на фоне особняка Брежнева. Вид у меня на фото геройский и, я бы даже сказал, слегка бандитский, хоть сейчас на Кубу к Че Геваре. Просил ведь Димона спрятать понадежнее эти фото! Так нет – или ума не хватило, или же кто-то хорошо знал, где искать. Индус, что ли, сволочь?