Таша Истомахина - Я твой Ангел. Серия «Корни и крылья», книга 1

Старые черно-белые фотографии лежали вперемешку с красновато-коричневыми снимками восьмидесятых в коробке из-под обуви. Некоторые события мы вспомнили исключительно по одежде, в которую были одеты в тот момент. Так фото, где я в клетчатом пальто и шапке-шлеме оказалось прочно связано в моей памяти с днём переезда на бульвар Звездолётчиков и знакомством с Эммой.

Сестра же по другому снимку вспомнила, как в раннем детстве, когда они с родителями жили в Незатопленном Месте, ей подарили красивое красное платье, но не в горошек, как у всех, а в «звездочку». Это платье произвело на неё неизгладимое впечатление: «Я была в поселке Звездой!». И в этом новом платье, исключительно для «покрасоваться», она села на бак с водой, прикрытый полотенцем. Крышки под тряпицей не оказалась, и сестра провалилась в полную воды кадушку. Вытащила её мама, которая, на счастье, тоже была в этот момент на летней кухне.

А вот кузина Валя в зеленом пальто с каракулевым воротником. Печальная была история. Она начала раскачиваться в своем новом пальто на досках, брошенных в грязь, как мостики, чтобы можно было перейти через улицу. И плашмя упала в эту весеннюю распутицу.

Однажды сестра с другой нашей кузиной залезли в одну из штанин дядиАликовых брюк. Сначала было весело, но потом девчонки обессилили от смеха, прочно там застряли и начали реветь. Вынимал их из штанины сам дядя Алик.

На другой фотографии я в смешном клеенчатом плаще и такой же косынке, завязанной под подбородком. Комичность снимка была ещё и в том, что Эмма на две головы выше меня, хотя старше всего на год. Разница между мной и одной из моих лучших подруг состояла не только из роста и возраста. Мы с ней жили почти девять лет в одном доме – я на первом этаже, а она на третьем, и это были как две параллельные вселенные, которые соприкасались между собой только в одном месте – в детской комнате Эммы.

Я жила с мамой, работающей по сменам на заводе и сестрой, старше меня на целое поколение. Ходила в художественную школу, играла в дворовой компании, училась в классе, откуда вышли все бандиты нашего района. У Эммы были оба родителя, она не гуляла во дворе, изучала английский с репетитором, её одноклассники «рулили» в школе. Мы дружим с ней до сих пор.

Летом эта семья надолго уезжала из Затопши. Эмму оставляли у дедов в Пабереге, а её родители путешествовали. Подруга из своего привольного лета писала мне чудесные письма правильным круглым почерком. В этих летних посланиях было много подробностей о жизни самой Эммы, о наших секретах, о том, где сейчас её родители. В одном из писем подруга сетовала, что они так и не нашли дом Шерлока Холмса на Бейкер-Стрит в Лондоне, хотя она им строго-настрого наказывала сфотографироваться у дверей этого дома. Именно по этим письмам и её рассказам у меня сложился образ Пабереги, как утопающего в зелени городка, застроенного двухэтажными деревянными особняками на сонных улочках вдоль широкой реки.

В студенчестве Эмма жила в Питере, а я в Сиверске, мы редко переписывались и иногда виделись на каникулах. Прошло ещё несколько лет, и мы опять оказались очень близко: подруга и её мама перебрались в Паберег. Я познакомила их с Марьяной, которая, совершив определенный круг своей жизни, из Сиверска снова вернулась на «малую родину» в Паберег. Так и получилось, что мои лучшие подруги – детства и юности – обе живут в одном городе…

– Что делаешь? Может, поужинаем? – голос сестры напомнил, где я и почему.

– Письма Эммы читаю, которые она мне в детстве отправляла из своих путешествий. И архив мамы разбираю.

– Кашу сварим?

– Давай, – я потянулась по узкому коридору в крохотную кухоньку следом за Кирой. – Представь, нашла документ с описанием дома, в котором мама родилась за год до войны. Хороший был дом, пятистенный, записан на Филосопа Фомича и Арину Ефимовну.

– Прадеды? – спросила сестра, доставая кастрюлю из духового шкафа.

– Ага. Кстати, можно я возьму себе чугунную сковородку для блинов? – я передала Кире пакет с крупой из коробки, что стояла ближе ко мне. – Ты знала, что прадед наш был лесничим? Мама говорила, что у него из-за гангрены осталась только одна нога, и борода была до пояса. И у него было три сына от двух жен.

– Я, вообще, об этом первый раз слышу,… будем подсолнечным маслом кашу заправлять – другого нет,… а почему было две жены?

– Короче, от чего умер старший сын, я не знаю, а средний скончался от астмы. Их мать, Арина Ефимовна, к тому времени ослепла и от горя ушла следом.