Вилена Смирнова - Запутанные нити. РАК - умереть нельзя измениться

Моя жизнь изменилась – хочу того или нет. Шаблонно, стреотипно? да – она никогда не будет прежней. Есть-нет, отпечаток появился. Перезагружаюсь, две точки – смещаюсь или стараюсь сместиться.

Иду по улице и чувствую этот отпечаток. Ну вот как-то так, как когда день рождения – ты идешь по улице, люди не знают, а ты знаешь. И есть в этом что-то особенное. И здесь есть, только знак другой. Люди не знают, а ты знаешь. И хочется стереть, смыть этот отпечаток. И не знаешь как. Смотрю на улицу, людей, привычные магазины, деревья – ничего не изменилось. Для них. А для меня на всем этом отпечаток. Все так же, а у меня рак.

И теперь все мое путешествие склонно определяться этим? Он как фильтр – вы говорите, переживаете о ерунде, сожалеете об упущенной распродаже, беспокоитесь о техосмотре, волнуетесь, чем заплатить аренду, цены поднялись, на работе прессуют, отношения не те, мужиков не осталось, а которые остались, совсем не те и что с ними происходит? …и много этих вполне дискомфортных вещей, которые стали комфортными. Люди любят заморачиваться.

А у меня рак. И это заморочка на всю жизнь. Я не смогу щелкнуть пальцем, уснуть-проснуться и понять, что это был сон. Или смогу. Не знаю, и это отвратительно – всегда знать, а теперь не знать ничего.

У меня на руках большой список анализов-обследований. Это для госпитализации. И анализы имеют свой срок годности, оказывается. Поэтому делать надо непосредственно перед операцией.

Среди прочих – анализ на генетические мутации. Такой, как Анджелина Джоли делала. И потом решила не рисковать – удалила все, что в опасной категории. Я не знаю, что сделала бы я.

Я знаю, что сделает медицина, если обнаружит в этих BRСА-1,2 мутировавший ген. Это закон. И статистика. Как-то это однозначно, а хочется вариантов. Даже самых фантастических. Наверно у такого анализа не бывает срока годности…

Кто он такой, профессор Семиглазов? К нему посылал узист. Смотрю ролики, читаю отрывки каких-то его работ. Великий медик, ну да – весь в науке. Еще и в практике. Что-то там про корреляцию срока выживаемости с применением химиотерапии и без таковой. Статистика. Там выходит, что с химией шансов больше. В среднем. А в крайнем? Выживамость 5 лет – это хорошая статистика. Что потом – тебя нет для медицины или нет статистики? Закрываю ролик с Семиглазовым. Удачи тебе, профессор! Меня в твоей статистике не будет.

Еще забавно про излечившихся. Их нет. То есть, они есть, согласно 5-летней хорошей статистике. Но у медицины нет такого термина. Как в алкоголизме, бывших не бывает – есть ремиссия. Если повторно ничего не происходит, называют «стойкая ремиссия». А если не повезло и все вернулось – рецидив. А где статистика по «рецидивистам»? Они после 5 лет или после скольки?________________________________________________________________

Мне нужно другое. Совсем другое. Я не статистика, и не вплыву в стойкую ремиссию. А тем более не стану «рецидивистом».

Я знаю, что онкология – мой жесткий разворот. И не буду бороться со следствием. Хочу причину, первоисточник – чтобы раз и навсегда.

А еще круче хочу понять, где я не так прошла, где жила не в тему. И куда мне разворачиваться? Судя по красной штрафной карточке, все предыдущие предупреждения для меня не сработали. Это последнее. И у меня нет времени на веру в кого-то или что-то, борьбу и разочарования, размазывание саможалости и оправдания своей глухоты. Мне нужно услышать тишину внутри себя. И это все.

У друзей-пацанчиков начиналось все как обычно – смеялись, шутили, выясняли «Кто у нас Ленин?». Сошлись на том, что девочки должны быть девочками и не хотеть ничего решать. И даже платьев новых не надо. Хотя…

Маняша привычно обращалась к своему драгоценному, мол, чем еще пинать-шевелить, чтобы уже расшевелился? А потом Диша так в проброс: «Да, действовать надо, или тебе такой пинок для ускорения придадут…»

– Мы чего-то не знаем? – игриво осведомилась Маняша в ожидании стопудово праздничных новостей. Ну, как-то среди тупых и монотонных и бесплодных трудобудней мы всегда за намек на праздник.

И я сказала про все. Про подозрения и проценты, которые с 50 скакнули на 95. Про определения и статистику, частью которой мне предлагала стать официальная медицина. И про четкие заверения, что мне по блату вырежут все. И даже про женщину со шрамом тоже.

Была длинная пауза. Слишком длинная для того, чтобы что-то принять и слишком неуместная для того, чтобы что-то исправить. Что-то не люблю я эти паузы в последнее время.