Лана Гайсина - Письма из Канавии. Рассказы

И все из-за Александры, это она хвост петуху выщипала. Я видела, как она гусей купает: схватит за шею и окунает в пруд, поэтому гуси шипят на Александру, долго обиду помнят. Вот так мы и живем в нашем зверинце.

До встречи в родных краях…

По дороге, что ведет к Васильевскому кладбищу, бредет одинокая женщина. В руках у нее верба. Не та, что весной распускает мохнатые желтые цветы. Такую вербу делают в Литве из сухоцвета, по случаю Прощеного Воскресения. Губы ее бормочут: «Прости… Прости за все и за судьбу нашу нескладную, и за «не джентльмена»… Подвозил Виктор как-то ее огуречные банки с дачи. Надо было поднять на четвертый этаж. На втором задержался и молча передал банки, чтобы донесла до квартиры. Мелькнуло у нее тогда в голове: «Не джентльмен!»

Молчаливая болезнь стенокардия у Виктора оказалась…

Эта маленькая история случилась в Вильнюсе, в том районе, где много частных домов. В одном из них проживала, да и сейчас проживает сестра моего мужа – Бируте. Есть у нее два сына. Младшему Йонукасу было тогда года четыре и он, казалось, не знал человеческой речи – все с ним изъяснялись с помощью тумаков. Йонасу – затрещина, он тебе – две. Вот так и жили – не дружили.

Со старшим всё было нормально, обыкновенные мальчишеские повадки и интересы. И на риторический вопрос: откуда взялся такой Йонукас, одна природа могла дать ответ.

Бируте, человек творческий, вязала много красивых вещей, пекла очень красивые торты, которые невыносимо жалко было есть, и не очень была озабочена воспитанием сына.

Мы жили в Каунасе и часто приезжали к родителям моего мужа в Вильнюс и заодно посещали сестру. Я тогда была в положении, уже где-то на восьмом месяце. И вот, представляете картину: такой пончик (точнее «пончище» – я еще тогда носила пончо) и маленький Йонукас играют в прятки в саду. Или, приспособив стенку дома под игру в «козлы», большая и «круглая» тетя с маленьким мальчиком прыгают через мяч. Почему Йонас перестал драться, никто не мог понять да и я тоже.

Он не только перестал драться, он стал разговаривать. Рассказал мне о своих друзьях ласточках, про большого кота Муркинаса, о том, как ласточки атакуют кота, когда тот пытается пробраться на крышу. И уже под вечер Йонас повёл меня за угол дома и, взяв за руки, выдохнул: «Будь моей… мамой!»

Другая история произошла много позже. Мы жили тогда в Набережных Челнах, на берегу маленькой речки Мелекесски. Этажом выше жила женщина с сыном Алёшей и двумя белыми кошками. Женщина много и безобразно пила. Её истерические пьяные вопли сотрясали весь подъезд. Это в запойные дни, а трезвая – совершенно спокойная и красивая женщина.

Когда мать пила и Алеше становилось совсем невыносимо, он забирал своих кошек и приходил ко мне. Мы наблюдали, как беззаботно игрались две белоснежные Алешины кошки и моя трехцветная.

Я часто пекла пироги, кормила его, и он, уходя домой, просил: «А можно я возьму и маме?» Я пыталась сделать сердитое лицо и, конечно, не могла отказать ему.

Спустя годы, уже живя в Казани, получила от Алёши письмо. Бесхитростное письмо одинокого ребёнка. В конце приписка: «Вы мне дороже Ленина». Для того чтобы понять что означало такое признание, надо жить в то время, когда имя Ленина значило гораздо больше, чем сейчас Божье.

Я никогда себе не прощу свой довольно небрежный ответ Алёше. Конечно, перестройка, проблемы, … но всегда будет стоять перед глазами мальчик с двумя белыми кошками под мышками.

Слово «внук» на русском, татарском, литовском и украинском языках звучит почти одинаково. Может одним словом, словно первородным гортанным криком выразилась радость по поводу рождения маленького человечка…

Это случилось накануне Нового года 30 декабря. Стоял легкий морозец, где-то ближе к обеду выглянуло солнце, скудным зимним теплом согревая снежные поля, крыши домов. Зазвучали детские голоса на улице, послышалось тявканье собак – деревня оживала.

Мочютэ с утра толклась на кухне, готовя сначала завтрак, потом обед лесорубам. Визги детей, не желающих вставать, головная боль после бессонной ночи, затухающие печи – все раздражало Мочютэ. И зачем надо было врубать будильник среди ночи? Чтобы он методично выпевал с двух часов ненавистную мелодию? Понятно, что братья долго не виделись и проговорили до часу ночи, но будильник-то зачем!?

Нет, положительно, все решили извести несчастную Мочютэ. И по имени ее никто уже не зовет, так все и зовут Мочютэ – «бабуля» по-литовски. Бабуля пнула в сердцах бутылку, валяющуюся на полу. Это же надо столько выпить! Вот, сосед Йонас выпил две рюмки и пошел себе домой. И ведь стучала в дверь, просила не гоготать как на параде, ночь все-таки, и дети толком не спят, так нет еще и будильник на мобильнике включили! И теперь у Мочютэ вместо сердца сплошная ноющая боль и руки дрожат, точно она всю ночь пропьянствовала.