Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы

– Что мы имеем, товарищи? – устало проговорил Пустельга.

На столе лежали свежие протоколы. Последний из них, запись допроса Кривцова, Ахилло еще дочитывал.

– Занятная картинка, – Михаил оторвался от бумаг и почесал подбородок. – Накрутили, славяне…

– Вредительством пахнет, – неодобрительно добавил Прохор. – Раз – и весь боезапас сборов дымом пошел. И хоть бы кто проверил, чего в той палатке было!.. А ведь на Мещанской и взрывчатка та, и взрыватель…

– Верно, – кивнул Пустельга.

– Отец-командир! – Ахилло поднял руку, словно школьник, желающий ответить. – Дозвольте выступить, как адвокату дьявола…

– В каком смысле? – не понял Сергей. Михаил хмыкнул:

– У католиков при канонизации очередного святого обязательно присутствует некто в должности «адвоката дьявола» – для поисков доказательств «против». Очень полезная должность! Так вот, в данном случае…

Улыбка исчезла, Ахилло быстро сложил стопкой несколько листков:

– Факт первый. Полковник Кривцов и бывший начальник сборов – приятели еще по гражданской войне, тот мог просто покрывать дружка. Факт второй: начальник лаборатории экспертизы – тоже давний знакомый Кривцова. Халатность, кумовство – но вредительством и тем более шпионажем не пахнет…

– Ага, – не выдержал Прохор. – А взрыватель?

– Нелогично! Будь кто-либо из них вражеским агентом, он не стал бы прятать концы в воду. Зачем? Умнее затеять громкое расследование, все свалить на стрелочника… А еще лучше обойтись вовсе без взрыва. Составить один ложный акт – и поди проверь…

– Значит?.. – в рассуждениях «адвоката дьявола» была логика.

– Да ничего не значит! – Ахилло в сердцах махнул рукой. – Я вам сейчас выдам сколько угодно версий. Первое – хищение и взрыв организовал кто-то посторонний, не из хозяйства Кривцова. В лагерях всегда крутятся люди, там рыбалка шикарная… Второе – взрыватель похитили в Минске, предварительно списав по акту, а взрыв устроили для отвлечения внимания. Третье – то же проделали в Тамбове…

Карабаев явно страдал – результаты его расследования ставились под сомнение самым беспардонным образом. Впрочем, Ахилло успел заметить и это:

– Прохор! Товарищ лейтенант! Не во грех вам, да и всем нам… Против нас работает группа очень умных и талантливых врагов. У меня, честно говоря, такое впечатление, что этих дураков, и прежде всего Кривцова, нам подкинули! Как и с Корфом…

– А чего – с Корфом?.. – буркнул Прохор. Но, похоже, этот аргумент подействовал.

Сергей растерялся. Все эти дни думалось, что он вышел на верный след, а оказывается, даже его подчиненные готовы оспорить очевидное.

– Товарищи! – не выдержал он. – Давайте не увлекаться. Все ваши версии, Михаил, имели бы право на существование, но у нас есть данные Иностранного отдела. Не в Минске, не в Тамбове, а у нас работает Кадудаль. У нас была уничтожена группа Айзенберга. Получается цепочка! Кривцов связан с начальником сборов и с начальником лаборатории экспертизы. А наверху его покрывает…

– Товарищ Фриневский, – Ахилло невесело усмехнулся. – Сергей, не туда рулим!

Выходило и в самом деле скверно. Товарищ Фриневский был сотрудником ЧК с декабря 17-го… Однако и враг народа Ягода, бывший нарком, был не просто членом партии с дореволюционным стажем, но и родственником самого Якова Михайловича Свердлова!

– Ну, если так… – Ахилло развел руками, как бы соглашаясь с неизбежным. – Кто из этой шайки тянет на Кадудаля? Кривцов? Начальник лаборатории?

Михаил, похоже, вновь вносил вирус сомнения. Но Пустельга уже знал, как ответить на этот вопрос:

– Кадудаль знал о готовящейся акции против Тургула. Он не из Иностранного отдела, потому что в этом случае вся наша заграничная сеть уже сгорела бы. Значит, он узнал о плане похищения генерала на коллегии комиссариата…

Фамилию Пустельга так и не назвал. Может быть, потому, что товарищ Фриневский всегда хорошо относился к нему.

…Два дня Сергей не решался. Он вспоминал язвительные замечания Ахилло, понимая, что тот в чем-то прав. Кадудаль мог узнать об акции против Тургула от секретарши, машинистки, услышать в буфете… Но совпадение было слишком разительным. В конце концов Пустельга заперся в кабинете и написал рапорт на имя народного комиссара. В трех абзацах были оговорки, сомнения – но в четвертом черным по белому стояла фамилия Фриневского. В среду вечером рапорт был уже в приемной Ежова.

Утром в четверг настроение было нерабочим. Дело о взрыве было передано следственному отделу. А вот что делать дальше, Пустельга не очень представлял.