Андрей Валентинов - Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы

Двадцатая ночь месяца августа года Белой Козы, от Рождества же Христова 1991-го, подходила к середине. Она была жаркой и душной, и Столица, сжатая железными клиньями танковых дивизий, вплотную обступивших город и уже рассекших его в нескольких местах, так и не перевела дух. Вторые сутки люди стояли против людей, броня – против брони, и непреклонная воля – против другой, столь же непреклонной.

Но эта ночь должна была стать последней. Воля, двигавшая танки к центру города, готовилась нанести завершающий удар по все еще не сдавшемуся врагу. Противостояние подходило к финалу, и где-то в тиши и уюте огромного белого здания на Калининском люди в зеленых мундирах с золотыми погонами уже вынесли приговор. Он не подлежал обжалованию: противник, занимавший другое гигантское здание на противоположном конце этого же проспекта, такое же белое и еще более высокое, был обложен со всех сторон. Невдалеке от Столицы, надежно защищенные радарами и ракетными установками, грели моторы десятки боевых вертолетов. Стальная саранча не боялась врага. Еще час – и ночь загудит винтами не знавших поражения машин, тьма над Белым Домом осветится недолгим, но ярким огнем, и танкам останется только не спеша перемолоть траками кашу человеческих тел. Люди в зеленых мундирах нетерпеливо посматривали на часы. Рассвет, победный рассвет, был уже близко.

Но вот внезапно в тиши одного из кабинетов нервно звякнул телефон, и чей-то далекий голос сообщил тому, кто уже подписал приговор Президенту и всем, кто вторые сутки прикрывал собою бетонные плиты Белого Дома, нечто такое, отчего разом зазвонили десятки других телефонов, тихий шепот сменился криком, а уверенность в победе – растерянностью и страхом. Случилось нечто, чего не могли предусмотреть люди в зеленом, несмотря на опыт, на мощь электроники и на свое кажущееся всезнание. С северо-востока, от серых, покрытых вечным лесом вершин Урала, на Столицу двинулся новый нежданный противник, справиться с которым не могли даже стальные осы с полным боекомплектом самонаводящихся ракет.

На Столицу шел грозовой фронт. Он появился словно ниоткуда, его не заметили всезнающие военные метеорологи, раскинувшие сеть станций от моря Лаптевых до опаленной солнцем Кушки, его проглядели даже спутники, хотя спутники ничего не могли упустить. Фронт возник внезапно, двинувшись на Столицу с чудовищной, невероятной даже для грозы скоростью. Казалось, некая Сила, превосходящая все другие в сотни раз, решила вмешаться в ход катившегося к финалу действа.

Тучи надвигались, накрывая собой небольшие поселки у окружной дороги, затягивая небо над уже готовыми взлететь вертолетами, и неслышно наваливаясь на город. На миг духота стала непереносимой, но вот ударили первые капли нежданного дождя, и Столица впервые за эти дни свободно вздохнула.

Приговор не был приведен в исполнение. Белый Дом стоял, по-прежнему почти безоружный против окружавших его стальных колонн, а люди в зеленых мундирах лихорадочно искали другое решение, надеясь еще переиграть то, что так и не состоялось, что было нарушено и сломлено кем-то, еще более могущественным, чем вся стальная мощь, окружившая замершую в ожидании Столицу.

Келюс сгорбился на неудобном металлическом стуле, тщетно пытаясь заснуть. Стул явно не был предназначен для ночного отдыха, но выбирать не приходилось – в комнате на всех не хватало даже стульев. Спать хотелось невероятно, но Келюс все-таки с куда большим удовольствием спустился бы вниз, где глухо гудела гигантская толпа, окружавшая Белый Дом. Однако покидать комнату ни он, ни остальные не имели права.

Первый день в Белом Доме прошел почти незаметно. Все было внове и как-то нестрашно, скорее напоминая очередной митинг – только трибуной теперь служила броня бронетранспортера. Ораторы, как обычно, сменяли друг друга, наконец появился Президент, бросивший в толпу несколько коротких жестких фраз. Келюс аплодировал вместе со всеми, привычно посмеиваясь над президентским аканьем и подсчитывая знаменитые «шта-а-а», разносившиеся над площадью. Однако с наступлением темноты настроение изменилось. У бетонных стен осталось не более трех сотен добровольцев, не было ни оружия, ни теплой одежды, а в ближайших переулках уже гудели танковые моторы.