Ант Скаландис - Меч Тристана

Он увидел ее! Изольду, Машу, любимую. Она уже соскочила с корабля на берег и бежала прямо к нему. Не для того, чтобы вместе умереть, а для того, чтобы лечить его всеми доступными средствами.

«К черту легенды и поэмы! — думала Маша. — Кроме той, единственной, где мы остаемся живы. „…И она пошла велми с веселым серцэм, а прышодшы почала его лечыти, што могучы“. Не хочу никакого Авалона и в двадцатый век не хочу, потому что все это — сказки для взрослых. Туда уже нет возврата. Я хочу просто жить, здесь и сейчас, с ним, с Тристаном. И я должна спасти его. Вот и все».

— Тристан! Любимый! Ваня! Я с тобой! — кричала она, перекрывая рокот волн еще не совсем успокоившегося моря.

А следом бежал тоже спрыгнувший на берег гигант Молдагог и торопился настигнуть королеву, чтобы закрыть своим телом от возможной опасности.

Изольда Белорукая видела это все из окна башни. Лютая ненависть заставила ее взять со стены давно приготовленный лук и, вложив стрелу, натянуть тетиву до предела. Руки ее тряслись, однако холодная злоба медленно, но верно побеждала эту дрожь. Она еще сама не знала, кого мечтает убить первым — дорогого муженька или его корнуоллскую красавицу. Но Тристан, ползущий на четвереньках, был жалок, а Изольда — наоборот — непростительно хороша: легкая, стройная, сильная, перелетающая как чайка с камня на камень, и белое платье ее трепетало на ветру, словно тот злополучный парус, поднятый Молдагогом. Помимо воли своей прицелилась Белорукая в прекрасную златокудрую птицу и в последний момент увидала, что королева-то корнуоллская похожа на нее, как отражение в зеркале. И пальцы Белорукой сами собою разжались от удивления и ужаса.

Две стрелы одновременно вонзились в прекрасную Изольду. В грудь — та, что прилетела сверху, из башни. В спину — та, что предназначалась Молдагогу, с тинтайольского корабля.

Маша рухнула как подкошенная и успела подумать: «Обманул хитрый Мырддин, не будет никакого возвращения. Это просто смерть. Ведь я должна была в мир иной отойти сама, а они убили меня. Убили…»

Она была еще жива и поползла к Тристану.

А Белорукая, увидав из своей башни, что натворила, и окончательно обезумев, схватилась за веревку, сплетенную Тристаном из простыней, прыгнула в окно и попробовала, как он, спуститься вниз. Но уже через секунду поняла, что не сумеет сделать этого. И тогда она закричала громко и страшно и зачем-то стала раскачиваться, отталкиваясь ногами от стены и судорожно вцепившись в расползающийся на глазах узел. Наконец веревка лопнула, и еще одна Изольда подстреленной птицей полетела вниз.

Ей так хотелось упасть рядом с Тристаном! Но ветер отнес ее в сторону. А падение было долгим-долгим. Так ей показалось. Во всяком случае, Белорукая еще успела рассмотреть, как, чертя кровавый след, Тристан полз к Изольде, а Изольда, тоже истекая кровью, тянулась к Тристану, и наконец их руки встретились, и тогда в небе громыхнуло, хлынул ливень сумасшедшей силы, и тела любовников, сцепившись кончиками пальцев, замерли навсегда под недобрыми холодными струями.

Король Марк прибыл в Карэ через несколько часов. Дождь к тому времени уже прошел, море полностью успокоилось, и выглянуло солнце, чтобы горячими лучами обсушивать прибрежные скалы. Только кровь на камнях почему-то не высыхала. Королю рассказали, как именно умерли два самых любимых им человека, и он долго стоял над тем местом, где сомкнулись их пальцы, прислушиваясь к чему-то своему и боясь переступить через большие темные пятна. Лицо его сделалось совсем черным, а слезы не текли из глаз. Ему казалось, что он тоже умер, а мертвые не умеют плакать.

Потом король ушел в замок и вместе с герцогом Хавалином и сыном его Кехейком выпил за упокой души умерших. И никого из своих подданных не велел Марк казнить за ту ошибочно и неточно выпущенную стрелу. Разве ж это стрела убила Изольду?

Дочь Хавалина и сестру Кехейка — Изольду Белорукую похоронили отдельно, вдалеке от всех могил — ее сочли самоубийцей, нарушившей Римский Закон.

А Изольду Белокурую и Тристана Лотианского велел король Марк зарыть в землю рядом, положить под стеною одной часовни, слева и справа от абсиды. И велел он сделать для жены богатый гроб из розовато-красного халцедона, а для племянника — не менее роскошный из зелено-голубого аквамарина. И все лучшие рыцари Арморики и Корнуолла провожали в последний путь самого знаменитого из сынов Логрии, и может быть, именно тогда они поняли, что Логрии больше нет.