Владимир Рутковский - Сторожевая застава

— Ну, чего бы я так вертелся? — шепотом упрекал его дед Овсей — Придет коза к телеге. Никуда твои половцы не денутся.

— Твоими бы устами мед пить — еще больше склонялся над землей переяславский тысяцкий — а вдруг они на Лукомль пошли?

И только где-то под вечер дед Овсей внезапно насторожился.

— Слышите? — спросил он.

Из глубины болота донесся протяжный и густой рев.

— Водяной бугай — сказал Добрыня — Ну то и что?

— А то, что половцы идут…

Дружинники прикипели глазами к Суле.

Половцы появились, как гром с ясного неба. Все всматривались в даль — а они вынырнули из-под камышей почти напротив опушки, где крылись русичи. Было их десятков два.

— Выведчики — выдохнул Олешко, который только что вернулся от спрятанного в лесу войска.

— Конечно, они — согласился Добрыня и облегченно вздохнул.

Половцы медленно обходили камыши. Они ехали вереницей, друг за другом. На перекрестке дорог остановились и начали о чем-то советоваться. Тогда большая часть направилась в сторону Римова, а пятеро осторожно направились туда, где притихли старшие дружинники.

Теперь Добрыня заволновался, но уже по другой причине.

— Вот же неприятность — ворчал он — Чего доброго, разнюхают, что мы здесь — и ищи ветра в поле.

— Может, отойти вглубь леса? — предложил Олешко.

— А следы куда денешь? Ишь, как натолкли!

Дед Овсей в этот разговор не встревал. Он о чем-то напряженно думал. А когда половцы приблизились к лесу на расстояние одного полета стрелы, дед Овсей сказал:

— Вы вот что… Замрите здесь и ничего не затевайте. Хоть что бы случилось — ни пары с уст!

Потом вскочил на коня и направился через опушку на Римов. За ним побежал Бровко. Дед ехал не кроясь. Даже мурлыкал какую-то беззаботную песенку. На лысоватом холме внезапно остановился, будто лишь в этот миг усмотрел врага.

— Половцы-ы! — воскликнул он и быстрее направился к селу.

Половецкие выведчики ринулись наперерез.

В Римове ударили на всполох. Сторож — троица седых дедуганов — спешно захромали к воротам. Они готовы были их закрыть сразу же после деда Овсея. Было похоже было, что дед с Бровком-таки успеют проскользнуть в Римов перед носом у половцев.

— Молодец! — возбужденно приговаривал Добрыня — Ну, что бы мы делали без нашего Овсея!

Из крайних хат выбегали женщины и подростки, вооруженные кто чем. У кого были вилы, у кого коса или рогач… Дед Овсей, как и надо было ожидать, добрался до ворот первым. Сторож уже закрывал ворота, когда один из половцев схватился за лук. Загудела тетива, блеснул на солнце наконечник — и за миг в дедовой спине задрожало охвостье стрелы.

— У-у… — болезненный вскрик вырвался из груди Добрыни и он поднял плетку, чтобы пустить коня в галоп. Однако Муровец положил ему на плечо тяжелую руку.

— Стойте — приказал он и сам заскрежетал зубами — Деду уже не поможешь.

Добрыня со стоном отъехал в сторону.

Женщины с причитанием подхватили деда Овсея и понесли его подальше от ворот. Сторож ухватился за лук. От Городища ей на помощь спешил десяток всадников. Всего десяток.

Половцы возбужденно загелготали. Они собственными глазами убедились, что войска в Римове нет. За какое-то время половцы растворились в высоких травах за Сулой.

Дед Овсей был еще жив. Возле него суетилась тетка Миланка.

— Не поможет уже мне твое зелье, соседка — хрипел дед и на его устах пузырилась кровавая пена.

Увидев Добрыню, который склонился над ним, дед Овсей сказал:

— Прощай, друг. Прости, если что-то не так… А ты, Илька, занимай мой дворик… Хватит тебе красть ягоды… ночью…

Витьке дед Овсей через силу улыбнулся:

— Мирко… брата моего… дидька болотного… берегите…

А за миг неистово заголосил Бровко. Похоронили деда там, где он и хотел — под гранитной глыбой на Городище, откуда было видно во все стороны и откуда Микула Селянинович смог бы его опять поднять.

Илья Муровец легонько, словно перо, перенес дедово тело в яму. А когда могилу сравняли с землей, он выбил на глыбе дедово имя и попросил тех, которые стояли вокруг:

— Если что, положите и меня рядом. Только не забудьте тоже выбить имя, чтобы знал Микула, кого поднимает…

— Мало нас — тревожился Попович, подсчитывая ратников, которые стекались в Римов — дружинников шесть сотен, и ополчения три тысячи. Устоим ли, пока подоспеет князь?