Юрий Гельман: Перекресток Теней (СИ)

— А твоя жена понимает, что всё это… как-то связано с твоим творчеством? Верит в эту связь?

— Наверное, понимает. Она умный и тонкий человек. Но она понимает и то, что одним только словом на эту тему — убьет меня… Она хочет, чтобы рядом с ней был я — такой же, как всегда… творческий человек. И она молчит, мы оба молчим. Это я только с тобой так разговорился…

— Спасибо тебе, Андрюша…

— Я вот что подумал: когда закончится наша история с Ковчегом — должно что-то поменяться. В лучшую сторону поменяться. Я верю. Появится просвет в жизни, появится солнце над головой, вернется счастье… оно ведь у нас прежде было… Те, кто навязал тебе и мне этот Сон, позволяют нам только то, что соответствует их планам. Они не ожидают, что мы способны еще и делать над собой сверхусилия. От сверхусилий человек чаще всего ломается или рвется, как гитарная струна. И поэтому от нас не ждут непредвиденных шагов… Мы — пешки среднего уровня, того — определенного мирозданием, и нам не дано прорваться в ферзи. Но мы — сможем! Потому что кто-то помогает нам держаться… Или что-то…

— Это любовь… Твоя и моя любовь… — Голос Инны дрожал. — Она сильнее всех недугов…

— Почему… почему ты плачешь?..

— Не знаю… Я только одно хочу сказать: я всё сделаю, чтобы в твоей жизни появился свет…

На зеленой лужайке возле дома было как-то по-особенному тихо. Теплое майское утро побуждало к проявлениям радости, но радости не было. Женщины вынесли для себя скамеечки и, оголив плечи и спины, устроились то ли загорать, то ли просто греться. Рядом с ними, расстелив на траве циновку, уселся Тибо, который от безделия давно не находил себе места.

Настроение у всех было подавленное, каждому хотелось его изменить, но никто не знал, как это сделать. Все прекрасно понимали, что не только настроение, но и вся дальнейшая жизнь зависели теперь от воли Венсана де Брие. А он еще спал, он не выходил из своей комнаты. И они с тревогой ждали.

Эстель и Ребекка после того, как накануне ночью отправились в спальню, почти не сомкнули глаз и проговорили до самого утра, и теперь, разомлев на солнце, сидели полусонные, готовые растянуться прямо на траве.

— Тибо, расскажи что-нибудь веселое, — попросила девушка, бодрясь. — Несмотря ни на что, жизнь продолжается, не так ли? Мы не знаем, какое решение примут сеньоры де Брие, когда проснутся, но не хоронить же нам себя раньше времени!

— Мы еще поживём! — со слабой надеждой в голосе воскликнул оруженосец. Потом, полагая, что это поможет, почесал затылок толстыми пальцами и спросил: — А что рассказать?

— А сам придумай! — ответила Эстель, зажмуриваясь от солнечных лучей. — Только чтобы мы с мамой не заснули, а то неудобно будет перед сеньорами…

Но не успели тяжелые раздумья омрачить лицо Тибо, не успел он открыть рот, как из дома на лужайку в одних шоссах вышел Северин де Брие. Потянувшись и поиграв мышцами оголенного торса, он направился к маленькой компании. Тибо тут же вскочил на ноги и, отвесив полагающийся поклон, торопливо сказал:

— Простите, ваша милость, но я не мог поступить иначе…

— Ты поступил так, как должен был поступить, — хмуро ответил рыцарь, остановившись возле Ребекки. — Жаль, что у меня никогда не было такого слуги.

— Благодарю, ваша милость. Я рассчитываю в будущем принести немало пользы не только моему хозяину, но и вам, сеньор!

— Жизнь покажет, нужна ли она будет мне, — ответил Северин де Брие и уселся на циновку, с которой только что вскочил Тибо.

Все затаились, ожидая, что скажет сеньор. А тому нечего было сказать, он тоже находился в ожидании, причем, не менее тревожном, чем слуги. Выдернув из земли травинку с жестким стеблем, Северин принялся трепать его зубами, ощущая на языке горьковатый сок растения.

— Расскажите нам что-нибудь, сеньор, — попросила Ребекка, оживившись. Казалось, сон, с которым она только что боролась, улетучился без следа. — Мы так мало знаем о вас…

— Гм, что вы хотите от меня услышать? — спросил Северин, повернувшись к ней.

— Расскажите, как стали тамплиером! — вдруг попросила Эстель, не отводя глаз. — Это, наверное, какой-то особый ритуал?

— Рыцарями храма становятся прежде всего в душе, дитя моё, — ответил Северин. — А обряд посвящения действительно представляет собой нечто особенное — то, что никогда невозможно позабыть.

— Мы готовы слушать сколько угодно! — заявила Ребекка. — Не так ли, Эстель?

— Что ж, — задумался Северин де Брие, — если угодно… Церемония моего посвящения проходила в Овернской часовне. Это был редкий случай, может быть, даже единственный…