— Ну, как иконостас? — довольно произнес старик, позванивая медалями.
— Нет слов, — развел руками Вольф, — герой!
— Ерой, — с горечью произнес старик, — только цеплять эти побрякушки, акромя как на девятое мая, некуда.
— Как так? — удивился Вольф. Его, как солдата, покоробило такое отношение к наградам. Своими наградами он гордился. — Ты ж кровь проливал, жизни не жалел!
— То-то и оно, что не нужны ерои этой нонешней сране, — старик помрачнел лицом и вздохнул.
— Постой, — оторопел Вольф, — разве Союзу не нужны герои?
— Нет, паря, — тихо проворчал Степаныч, — надо тебя врачу показать. Нет Союза уж десяток лет — развалился. Немцы сломать не смогли, а буржуи мериканские за пачку жвачки, булочку с котлетой и газировку с потрохами купили! А эти и рады стараться, ух… — старик скрипнул зубами в бессильной ярости. — В телевизор глянь — срамота одна! Молодежи мозги запудривають! У мово правнука, знаешь, мечта какая? Мильон или найти, или выиграть, чтоб потом всю жизнь ничего не делать. А, — он махнул рукой, — чего раны бередить. На, шлём одевай, а то менты щас злющие, не посмотрят что фронтовик, права отберут.
Мотоцикл завелся с первого толчка. Дороги до поселка, можно сказать, не было никакой, та же заросшая просека, что и в родном мире Вольфа. Но старик как-то ухитрялся ехать по ней с довольно приличной скоростью, ловко объезжая ямы и рытвины, с ходу проскакивая грязевые кашицы луж. Через некоторое время выехали на сносную грунтовку, а затем и на асфальтированную трассу. Табличку Тереховка Вольф заметил издалека. От непривычной надписи, выполненной на русском языке, ему от чего-то стало легко и весело, словно он попал в сказку. Казалось, что сейчас из-за поворота выскочит на разгоряченном скакуне святой Илия Муромский или не менее чтимый Урий Длиннорукий и восстановит попранную справедливость.
«Да уж, — мысленно одернул себя Вольф, — Рейх, расползшийся по миру, не остановят никакие святые. Они легко подомнут под себя и этот мир, раз уж здесь не ценят своих героев. Есть один выход — верой и правдой служить фюреру! И тебе воздастся! Пусть не так, как истинным арийцам, но и не обидят преданного Пса».
А мотоцикл уже мчал по узким улочкам поселка городского типа, как было указано на табличке. Но как Вольф ни крутил головой, ничего городского он так и не заметил. Однако вскоре начали попадаться и кирпичные дома. Правда, пятиэтажки были верхом архитектурного роста. Вольф понял, что они приближаются к центру Тереховки. Мотоцикл с ревом пронесся мимо здания районной администрации. Путилофф с удивлением узнал в облупленном строении очертания собственной блокканцелярии. Только в его родной Терехоффке на фасаде дома красовался Имперский Орел с позолоченной свастикой, а здесь — наполовину отбитые серп и молот. Да и вообще все здесь было каким-то неопрятным и грязным: мусорные контейнеры никто не удосужился вывезти даже в честь праздника, кусты не подстрижены, деревья не побелены, центральная улица вся в рытвинах и колдобинах, словно здесь проводились танковые учения. Явно за порядком никто не следит. Да если бы во вверенном ему блоке, даже в самой захолустной деревеньке творилось бы такое безобразие, не видать ему поста блокляйтера как своих ушей. Мотоцикл, проскочив центр поселка, опять углубился в частный сектор. Наконец егерь остановился напротив небольшого аккуратного дома, утопающего в гроздьях распустившейся черемухи. Вольф полной грудью вдохнул чудесный аромат весны.
— Пойдем, Володька, — сказал старик, слезая с мотоцикла. — Товарищ мой здесь живет фронтовой, — он толкнул калитку, пропуская Вольфа вперед.
— Федька, — окликнул кто-то Степаныча, — Балашов! Жив еще, курилка!
— Да и ты, Николаич, — весело отозвался егерь, завидев сидящего на веранде старика, — тож небо коптишь и помирать, гляжу, не собираешься!
— Обижаешь, — делано огорчился старик, — я еще на твоих поминках спляшу!
Опираясь на палку, он с трудом поднялся:
— Ну, хватит зубоскалить, милости просим в дом. Таисья уже все приготовила в лучшем виде.
Старики степенно расселись за столом.
— Знакомься, Николаич, Владимир! — представил Вольфа егерь. — Тоже фронтовик. В Чечне воевал. Я его третьего дня недалеко от кумовой заимки подобрал. Провалился, бедолага, в старую медвежью берлогу. Помнишь, лет пять назад умники одни косолапому заснуть не дали?
— Шатун потом пацанов Матвеевых подрал, — вспомнил Николаич.
— Точно! — обрадовался егерь. — Так вот он в ту берлогу и угодил. Да неудачно — головой о корень. Два дня лежал у меня словно покойник, а сейчас кроме имени и того, что в Чечне воевал, ничего не помнит.
Читать дальше