Валерий Елманов - Проклятое золото храмовников

Однако, хотя на душе было тяжко, шел он на тайное свидание без колебаний. Сейчас ему отступать было уже некуда. Вот тремя месяцами ранее, когда он только-только придумал свой хитроумный план, можно было отказаться. Ныне же давным-давно закрученное колесо требовалось остановить, завершив хитроумный замысел. И кто ж тому виной, что цена остановки – еще одна человеческая жизнь.

Но об этом он себе думать не позволял. И вслух о том упоминать не собирался, ухитрившись и в разговоре с хозяином небольшой избушки подыскать более пристойные нейтральные слова. Даже когда прожженный тать с весьма подходящим к его роду деятельности именем Домовина [48], насмешливо улыбаясь, открыто спросил, что именно надлежит учинить с купцом Черногузом, его собеседник нашелся как обойти и заменить короткое слово «убить». Выразительно задрав вверх голову и устремив взгляд светло-голубых водянистых зрачков к потолку, поскольку икон в избушке не имелось, он тихонько пропел: «Со святыми упокой». Правда, даже эту единственную строку он одолел с неимоверным трудом – голос неимоверно дрожал, вибрировал, грозя вот-вот сорваться, а ведь в церкви он за последний год, подпевая певчим, ни разу не сфальшивил.

– Понятно, – кивнул Домовина. – Сделаю, не впервой, – он оценивающе посмотрев на суму, многозначительно поставленную пришедшим гостем в самом начале разговора на середину стола, взвесил ее в руке и иронично осведомился: – Не маловато гривенок отсыпал? Ведь на смертный грех за ради тебя иду. Мог бы и…

– Здесь не гривны, – перебил гость. – Злато, – и, подметив удовлетворенный кивок хозяина избушки, он веско добавил: – И не всё – половина. Остатнее, когда вернешься. А про грехи помолчал бы, – не удержался он, чтоб не попенять. – У тебя ентих смертных столько, что за всю остатнюю жизнь не отмолить, как ни трудись.

Домовина недовольно посопел, хотел огрызнуться, но сдержал себя, молча склонив голову, тем самым давая понять, что спорить не собирается и вообще весь в его воле. Однако не удержался и еще раз приподнял суму, взвешивая ее в руке. Да, плата на сей раз была щедрой, а учитывая, что тут всего половина – тем паче.

«Я замолю, – твердил обладатель нарядных сафьяновых сапог, уже возвращаясь обратно в свой терем. – Обет даю, что каменный храм в граде воздвигну, если все удачно пройдет. А наперед к этому душегубцу ни ногой. Этот раз последний. Ей-ей, последний!».

В эту минуту он и впрямь искренне так считал. Впрочем, когда он впервые делал заказ Домовине, он зарекался точно также.

Перед самим собой оправдание неблаговидным делам найти легко. Вот и человек в добротном неброском одеянии тоже его давным-давно отыскал. Всему виной… судьба. Ведь не просто так господь при рождении наделил его многими качествами, включая светлую голову, рассудительность, умение просчитывать на несколько ходов вперед и так далее. Значит, всевышний готовил его именно для нелегкой княжьей доли. Судьба же, не иначе как по наущению дьявола, не сделала его первенцем в семье. Поначалу родился глупец Юрий, а он оказался… Да что считать – главное, не первым. А ежели так разбираться, именно ему более всех прочих ли́чит княжеский венец. Следовательно, сейчас он всего-навсего пытается исправить сатанинские происки, действуя тем самым в угоду творцу-вседержителю.

Правда, на следующий день, стоя на службе в церкви и старательно крестясь в надежде вымолить у господа прощение за очередной тяжкий грех, заказчик убийства с горечью осознал, что навряд ли тот примет такое оправдание. Однако постарался над этим не задумываться – без того на душе тошнехонько. Ведь даже если пройдет все удачно, в живых останется человек, который знает очень много. Чересчур много. А это не дело.

И горько попрекнул себя за лукавство. Ведь знал об этом, еще вчера знал, потому и сказал про половину, чтоб тот непременно вернулся за второй. Получалось и этому вчерашнему разу как ни крути, не стать последним, ибо придется…

Но тут же отогнал от себя эту мысль, прозвучавшую в его голове настолько ясно, отчетливо и громко, что он даже оглянулся по сторонам – не услыхал ли кто помимо него. И непроизвольно с облегчением вздохнул, убедившись в очевидном – мысли слышать не в человеческих силах.

И вновь последовал печальный вздох. Как и вчера, его чуть ли не сильнее всего удручало, что покаяться в своем тяжком грехе ему невозможно. Но и тут удалось сыскать утешительный довод. В конце концов, главное – это искреннее раскаяние. Чтоб от всей души. А с ним-то у него полный порядок, хоть отбавляй – аж сердце щемит. Так щемит, что впору отменять заказ.