Владимир Мельник: Оперативный простор [СИ]

В десять утра обо мне только вспомнили. Пришла сестра и сказала, что через полчаса придет машина и повезут на аэродром, а потом быстро куда-то упорхнула.

Еще минут сорок пролежал, тупо смотря через окно на осеннее небо. Облака, тяжелые, налитые свинцово-серой дождевой тяжестью, лениво переваливаясь, неспешно и степенно продолжали свой неведомый никому путь. Эх, как бы хотелось сейчас стать именно такой газообразной субстанцией и по воле ветров путешествовать по миру. Слетать к могиле Единственной своей любимой жены, увидеть хотя бы с высоты и оплакивать тяжелыми, серыми каплями дождя. Пусть попьет немного моя милая. Влагой в земле соединиться с Ней и, слившись в одно целое, продолжить жизнь в облике травы и цветов. Да уж, Вова, видать на тебя так действует обезболивающее. Вроде и не курил ничего.

Через час с небольшим зашли две женщины преклонного возраста. Санитарки со знанием дела быстро меня умыли и переодели в форму. Минут через пятнадцать зашли два солдата в медицинских халатах в сопровождении медсестры. Один из них вкатил тележку для транспортировки лежачих больных. На счет «раз-два» перекинули осторожно на носилки вместе с матрацем и повезли по коридору к грузовому лифту. Пахло осенней свежестью и лекарствами вперемежку с хлоркой. Видимо, здесь все помешаны на хлорковой чистоте. Закатили в лифт, там сидела старушка «божий одуванчик», которая, по всей видимости, была «водителем» этого чуда советской промышленности.

За носилками вошли оба санитара и медсестра с документами. Когда выкатили во двор, там уже ожидала «таблетка» – машина-санитарка УАЗик. Водитель при приближении нашей «кавалькады» вылез из кабины и открыл задние дверцы. Когда мое несчастное тело закинули внутрь, причем очень осторожно, обнаружил сидящую в салоне Лену, медсестру. Я с трудом ее узнал в гражданке.

– О! Добрый день! – поприветствовал я ее. – Каким ветром?

– Да вот, поеду вас на борт садить. И молчите, вам нельзя еще разговаривать.

– Слушаюсь. – и почти бивисовская улыбка озарила мою физиономию.

В окна «таблетки» было видно небо и верхушки проносившихся мимо деревьев. Невольно прислушался к рокоту мотора. Мерное покачивание не причиняло особой боли, видимо, накачали обезболивающим под самую завязку. Через несколько десятков минут сяду на борт. У меня начнется новая жизнь и черт его знает, что будет дальше. Есть только две альтернативы развития: либо останусь прикованным к постели до конца жизни, в случае неудачного исхода операции, либо стану здоровым и вернусь к нормальной жизни. Врачи отмалчивались насчет прогнозов результатов операции, когда готовили к отправке. Значит ожидалось что-то реально хреновое. Ну, ладно, посмотрим еще. Попробую заснуть.

Проснулся от боли в спине. Открыл глаза – меня несут на борт транспортного самолета. Возле «черного тюльпана» стояли машины-заправщики и еще несколько «таблеток», видимо лечу не один. Когда занесли в железное чрево самолета, снова огляделся: меня положили на пол, рядом лежали на носилках еще раненые, а также сидели какие-то люди в камуфляжах.

Задний пандус самолета закрылся и всем телом почувствовал, что крылатая машина как бы нехотя сдвинулась с места. Транспортник выруливал на ВПП. Через несколько минут АН-12 уже был в небе. Не знаю почему, но неожиданно навалился сон. Не знаю, сколько проспал, но чувствовалось, что самолет уже заходит на посадку — видимо, уже долетели. Толчок при посадке вызвал острую боль и вернул в сознание. Вот ведь, …. Эх! Скоро заберут и отвезут в Бурденко: операция и период реабилитации, а потом снова в строй, если все пойдет успешно. Я снова смогу ходить, бегать, стрелять и все остальное... Минут через десять наш «черный тюльпан» уже выруливал по взлетной площадке.

После того как АН-12 остановился, к нему рванулись машины с красными крестами на бортах. Задний пандус транспортника открылся: внутрь начали заходить люди, которые забирали лежащих на полу в носилках людей и выносили на улицу. Наконец дошла очередь и до меня. Подошла девушка в белом халате, в сопровождении двух солдат-срочников. Парни осторожно подняли носилки со мной и понесли к выходу. На летном поле ждала «Газель» скорой помощи... Опять тупое «втыкание» в потолок и слушанье моторного «разговора». Окна машины были задрапированы белым и сквозь них ничего не было видно.

Ехали мы долго – около двух часов. Боль в позвоночнике гасила мой разум. Видимо, закончилось действие обезболивающих. Ни о чем больше не мог думать. Каждая кочка и выбоина на дороге отдавалась на позвоночнике и в голове. Стиснул зубы, чтобы не застонать. Девушка-медсестра, сидела рядом на сиденье врача и оживленно о чем-то беседовала с водителем и солдатами, которые сидели впереди. Она периодически смотрела на меня и спрашивала о самочувствии. Оставалось только кивать утвердительно, потому что говорить тоже что-то не хотелось. Да и, честно говоря, надоело уже ждать только одного — когда же мы все-таки доедем, чтобы, наконец, перенесли в палату и дали спокойно поспать. В сон клонило немилосердно и больше ничего не хотелось. По началу пытался отвлечься от боли и позывов «объятий Морфея» счетом поворотов и остановок, чтобы потом установить примерный маршрут, но после первого десятка сбился и мысленно махнул рукой.