Юрий Ижевчанин: Критический эксперимент

И секретарь стал записывать охотников.

-- А теперь я перейду к самому главному. Тут пару месяцев назад вы под видом ученого собрания лаяли русскую культуру, русскую речь и русское правительство, а потом еще выпустили пасквиль на российское правление и на тех, кто сотрудничает с русскими. Вы все время строите заговоры, дабы вернуть Пруссию Фридриху, коий от нее полностью и навсегда отказался и лишь вас дурачит. Чтобы вырвать заразу с корнем, я объявляю всем вам, дабы вы в течение месяца готовились к переезду в Сибирь. Студентов через месяц распустим на годичные каникулы, а профессоров новых наберем. Ну, за этот месяц я кое-кому из вас велю остаться.

Собрание как громом поразило. Все представили себя сибирскими академиками, заседающими на сибирском морозе в собольих шубах вокруг русского самовара в окружении медведей и волков. Пара профессоров даже в обморок упала.

На следующий день, как и ожидал губернатор, на прием к нему попросился ректор университета. Суворов его не принял. Затем были суббота и воскресенье. В понедельник в шесть часов утра ректор вновь сидел в приемной. Опять его не приняли. Приняли его лишь в среду.

Суворов весьма холодно говорил с ним, но затем согласился поразмыслить о смягчении приговора университету (мельком Суворов заметил, что доктора Бернулли, Линнеус и Шееле уже дали согласие на переезд в Пруссию и скоро приедут в Кенигсберг, и ректор еще больше побледнел: он понял, что условия привлечения ведущих европейских профессоров такие, что в Кенигсберге скоро будет тесно от светил науки).

Через два дня состоялось новое собрание. Суворов сказал, что он способен простить большинство академического сообщества, но нужно, чтобы сообщество деятельно покаялось. Он потребовал, чтобы в университете позволили говорить и преподавать по-русски и поощряли изучение русского языка. Ученые мужи покорно согласились. Он, далее, потребовал немедленно извергнуть из своих рядов приват-доцента Шаумберга, автора гнусного пасквиля, участника всех комплотов и лаятеля всего русского.

-- Сей приват-доцент сегодня же имеет отправиться по этапу в Иркутск для подготовки приема первого отряда академиков. Ему не положено вспомоществование для переезда, поелику ехать он будет за казенный счет.

Собрание без возражений и с облегчением согласилось.

-- Честнейший и ученейший знаменитый профессор Иммануил Кант показал на собрании, как можно говорить правду таким образом, чтобы вышла круглая ложь. Он должен загладить свой грех, лично поехать в Мемель на месяц, извиниться перед Шлюком и помочь подготовить достойный третий вариант книги.

-- Я никогда никуда не езжу, — спокойно и с достоинством сказал побледневший Кант.

-- Не поедете в Мемель, поедете в Иркутск, — ответил губернатор.-- И не только вы. Более того, поедете в должности ректора вновь основанного университета и непременного секретаря Академии.

Кант побледнел. Видно было, что губернатор кажется ему утонченным садистом. Он снайперски подсунул профессору все то, чего Кант тщательно избегал. А выглядело это как почетное именное поручение императора и государыни.

-- Это беззаконие! Я подаю в отставку.

-- Вы сами покорились именному указу и теперь не имеете права уходить в отставку, — сказал Суворов.

Кант с достоинством поклонился собранию и вышел.

-- У вас есть день, дабы уговорить этого упрямца спасти вас. Послезавтра утром он должен выехать вместе с доктором honoris causa Аристофановым, — сказал губернатор.

Он продолжал оглашать требования, но я уже не слышал ничего. Меня распирало чувство, что вот-вот все будет сделано! Но я помнил восточную поговорку: <<���Прыгая от радости, смотри, как бы у тебя из-под ног не выдернули землю.>>

Через день утром к карете подошел кислющий-кислющий Кант в сопровождении ректора и пары профессоров, которые сдали его с рук на руки мне.

За всю дорогу Кант произнес всего пару предложений.

-- Это вы, ученейший почетный доктор и мастер допросов, подговорили губернатора на такую месть?

-- Генерала ни подговорить, ни уговорить невозможно. Идея, не скрою, была моя, но ее развитие в виде ректорства и поста непременного секретаря — его собственное. Он еще ехидничал, что на этом посту Вы научитесь ценить талантливых людей и беречь их, поскольку увидите, сколько вокруг напыщенных ничтожеств и как они агрессивны.

-- Но все равно, я поехал не из-за ваших угроз, а из-за того, что все научное сообщество молило меня спасти их.