Олег Таругин: Командарм. Позади Москва

– Я тебе дам «если что»! – разозлился Серышев, принимая оружие. – Попробуй только! Сам и вернешь, коль брал! Значит, так, слушай боевой приказ: незаметно подобраться к противнику и уничтожить пулеметную точку ручными гранатами! И вернуться живым, понятно тебе? Это тоже… приказ.

– Боевой? – уточнил Анисимов. – Ладно, не искри, командир, понял я тебя. Вернусь, куда ж денусь. Прикрой, главное.

– Прикрою, – буркнул Серышев, переползая к комлю ближайшего дерева. Упершись плечом в шершавую кору, устроился поудобнее, стараясь не тревожить раненую ногу. Вытащил из кобуры «наган»:

– Давай, Степа, удачи.

– Ага. – Зажав в каждой руке по гранате, танкист распластался на земле и пополз вперед. Первые метров десять дались нелегко – передвигаться по-пластунски Степану не приходилось со времен армейской учебки, когда он проходил ускоренный курс молодого бойца. А после как-то не было необходимости: танкист все-таки. В боевом отделении шибко не поползаешь, места маловато. Но потихоньку приноровился, хоть и понимал, конечно, что ему далеко не то что до разведчика, а даже до обычного пехотинца. Особенно досаждали устилавшие землю листья, сопровождавшие каждое движение предательским шуршанием. Если б не гулкое тарахтенье немецкого пулемета, и вовсе ничего бы не вышло.

Когда до вражеской позиции осталось метров пятнадцать, Анисимов решил не испытывать судьбу и дальше, остановившись. Отсюда он уже мог во всех подробностях разглядеть лежащего стрелка. Как минимум примерно до пояса – остальное скрывал наполовину облетевший куст. Да и к чему ему ближе-то подбираться? Чтоб своими же осколками посекло? Хренушки, на фиг ему это не нужно. А гранату он и отсюда легко докинет: в ней всего-то шестьсот граммов, это тебе не унитары в башне ворочать!

Перевернувшись на бок, выложил перед собой гранаты, добавив еще одну из кармана. Ну, да, не положено снаряженную «Ф-1» вне подсумка таскать, так где ж его, тот подсумок-то, взять? Так в танке и остался. Вот именно.

Аккуратно сведя проволочные усики, зажал в ладони ребристый корпус, придавив пальцами рычаг, дернул кольцо. И, приподнявшись, метнул «эфку» в цель. Уткнувшись в землю, как учили когда-то, дождался резкого «бум» и швырнул еще одну. Третью решил приберечь – и без того видел, что все кончено: одна из гранат рванула буквально в полуметре, после такого не выживают. Сзади, примерно там, где остался лейтенант, неожиданно хлопнуло несколько револьверных выстрелов, коротко протарахтел автомат, затем снова бахнул «наган» – и все стихло.

«Твою ж мать… Васька!» – охнул Анисимов, разворачиваясь и вырывая из загодя расстегнутой кобуры оружие…

«А ведь ты меня, сука такая, не видишь… – подумал сержант Лемешев, перебрасывая пистолет в левую руку, а правой выдергивая из ножен «НР-40». – И руку я тебе качественно продырявил. Значит, у меня секунд… несколько имеются. Вперед!»

Перекатом сменив позицию, рванул к противнику. Между ними всего какой-то десяток метров, пустяки, успеет. Он и успел. Почти. Камуфлированная спина была уже буквально в полуметре, когда гитлеровец резко обернулся в его сторону, выставляя перед собой нож. Зажатый в левой, здоровой, руке. Антон успел заметить искаженное яростью лицо и прижатую к груди кисть, ярко-алую от крови. Немец внезапно подался вперед, буквально насаживая разведчика на клинок. Грудь пронзило острой болью, но ствол «ТТ» уже уперся под подбородок противника, и палец выдавил спуск. Раз, другой, третий… на сколько хватило сил. Голова диверсанта нелепо запрокинулась, лицо навалившегося на врага Лемешева окатило чем-то теплым. В ноздри ударил кислый запах сгоревшего пороха и железистый – свежей крови.

«Давай, командир, – мелькнуло в меркнущем с каждой секундой сознании. – Вали оттуда поскорее, еще один где-то прячется. Ты уж не подведи, завали гада, чтоб мы с Борькой не зазря тут полегли».

Сержант Лемешев не ошибался: живым из всей разведгруппы к этому моменту оставался только унтерштурмфюрер. Вовсе не оттого, что решил отсидеться за спинами камрадов, разумеется, нет. Просто он и был тем самым третьим, которого зацепил первой своей очередью Божков. Танкист тоже не ошибся: Вильгельм и на самом деле был ранен. Не слишком тяжело – одна пуля навылет пробила бок, другая скользнула по ребру, перебив хрупкую кость.

На несколько секунд притворившись мертвым, Шмидт дождался, пока стрелок перенесет огонь, и незамеченным отполз в сторону, туда, где его не могли достать русские пули. Времени на то, чтобы перевязать раны, не было, поэтому унтерштурмфюрер, подыскав подходящее укрытие, вступил в бой. Почти сразу ему удалось подстрелить одного из противников: кто бы ни устроил им засаду, готовили ее определенно наспех. Иначе весь его отряд попросту уничтожили бы огнем с замаскированных позиций за считаные мгновения. Что ж, тем лучше. С импровизацией, как ни крути, справиться легче.