Юрий Корчевский - Боярская честь

— Любуйся!

Я всмотрелся в карту.

— А точна ли она?

Степан почесал затылок.

— Маненько неточности, конечно, есть — как без них, но все деревни и сёла нанесены точно.

— А реки?

— Вот уж не знаю, я же по землице работаю, тут все уделы и вотчины — вот, даже твоя деревня есть.

— Село нынче, Степан.

— Никак — церковь осилил, боярин? — удивился Степан. — Надо как-нибудь посмотреть.

Я намёк понял.

— Степан, поперва дело, потом и в село съездим, и церковь посетим, и колокол послушаем.

— На слове ловлю.

— Стёпа! — Я укоризненно покачал головой. — Разве я когда-нибудь бросал свои слова на ветер?

— Не было, боярин, и надеюсь — не будет.

Для пущей убедительности я сунул Степану в руку серебряный рубль.

— Ты мне вот что скажи, Стёпушка. А карты постарше у тебя есть?

— Это какого же году?

— Ну, скажем, лет сто назад.

— Помилуй Бог, боярин — откель? А погоди-ка, у меня тут писец старый есть, может — он чего припомнит?

Дьяк подошёл к столу, за которым скрипел пером по бумаге седой писец, переговорил с ним, вернулся.

— Сейчас.

Писец поднялся, вышел.

— Куда это он?

— В подвал — там все старые и ненужные бумаги лежат. Говорит — есть карта, только он не помнит, какого года. А почему нужда такая?

— Потом скажу, сам пока не знаю.

Писец вернулся через полчаса, одежда его была в пыли и паутине, глаза слезились. Под мышкой он нёс свёрток. Подойдя, писец положил свёрток на стол. От бумаги полетела пыль — писец, а за ним и мы дружно чихнули.

Я сунул в руку бумагомарателя медную полушку. Степан бросил на меня недовольный взгляд.

— Балуешь людей; он меня должон слушать, жалованье получает.

Я развернул карту. Конечно, она была не полуторасотлетней — вполовину моложе, но это всё же лучше, чем совсем ничего.

Я начал сравнивать старую карту с этой. Разночтения были. На карте из архива были деревни и сёла, которые на старой отсутствовали, и наоборот. Исчезали деревни и сёла, появлялись вновь — жизнь, никуда не денешься.

Я взял лист бумаги, по памяти набросал виденный мной в монастыре план.

— Стёпа, не упомнишь ли такого?

Стёпа повертел в руке нарисованный план.

— Ничего не измыслю. Эй, Фёдор, ступай сюда.

Старый писец подошёл к столу.

— Посмотри-ка на план. Где чего-нибудь похожее есть на старой карте?

Писец посмотрел на план, ткнул пальцем в карту:

— Вот это место.

Мы со Степаном уткнулись носами в карту. Похоже, очень похоже. Писец подал голос:

— Карта из подвала неточная — огрехов в ней много, а место точно это.

— На плане покажи.

Писец ткнул пальцем. Твою мать, час от часу не легче: он указывал пальцем недалеко от моей деревни — в пяти верстах, но на моей земле.

— Ты не ошибаешься, Фёдор? Это моя земля, деревня в другом месте.

— А посмотри на старой карте — там владение князя Лосевского раньше было, сказывают — князь в Литву съехал. Правда, лет тому минуло много, даже не упомню.

— Спасибо, Федя!

К неудовольствию Степана, я сунул писцу ещё одну полушку.

— Стёпа, а старую карту забрать можно? Степан потерзал бороду:

— А бери. Всё равно ею пользоваться нельзя, а без дела она в подвале сгниёт, или мыши поточат.

Я свернул карту в рулон, тепло попрощался со Степаном и вышел. Теперь я знал, откуда начать поиски.

Дома я развернул карту и стал её изучать. Да, изгиб реки похож, но это ещё не факт. За сто пятьдесят лет река могла постепенно изменить русло, или древний картограф — обычно из монахов — мог неточно нанести изгибы реки, ведь тогда не было системы координат, всё рисовалось приблизительно, от руки. Да собственно, большой точности и не требовалось — одна-две-три версты меньше или больше — какая разница?

Хорошо, предположим — условно, конечно, что река и участок земли рядом с ней — мои. Так ведь участок велик, весь не перероешь. Да и надо ли рыть? Ну, была когда-то здесь усадьба князя Лосевского, но сейчас-то на моих землях никакой усадьбы нет. И ещё вопрос — почему настоятель решил, что манускрипт зарыт в земле, а не увезён князем в Литву? Если он имел какую-нибудь ценность, зачем его было оставлять здесь — логичнее взять с собой. Или опасался, что порубежники наши отберут, или в дороге случится беда вроде нападения разбойников. Но и сейчас разбойников на дорогах хватает — ни один купеческий караван без охраны не ходит, а уж в те времена — и подавно. А чего им не злодействовать — дороги никем не охраняются, специальной службы, вроде полиции, не существует. На такой случай в Правде прописано — поймал разбойника за мерзким промыслом — повесь при дороге в назидание другим. Только татям никак не назидается, лёгким кажется разбойничий хлеб.