Владимир Поселягин - Сашка

– Но почему вы считаете, что в сводках передаётся неправда? – несколько растерянно поинтересовался ведущий.

Лабухин, за спиной которого скапливался народ, схватился за голову и замахал мне руками, требуя не отвечать, но тут уже я покачал головой: вот на этот вопрос как раз ответить нужно.

– На этот вопрос я отвечу. Думаю, слушателям интересно знать. Такие вопросы уже задавали, и, насколько я знаю, никто вразумительно ответить не смог. Тем более руководство не было виновато, что информация им передаётся несколько искажённая. Прежде чем прояснить, что я знаю, опишу, откуда я получил эту информацию, чтобы не возникало вопросов на эту тему. Как я уже говорил, мы с семьёй шли по дороге смерти… Э-э-э… дорога смерти – это все дороги, где шли беженцы под постоянными обстрелами с воздуха и бомбёжками. На этих дорогах и ста метров нет, чтобы не было чьей-то могилки, а то и братской могилы. Так вот, в дороге у меня родился братик. В полевом госпитале, который нам удачно попался на пути. Мы рядом на несколько дней встали лагерем, и, чтобы отблагодарить врачей за маму и братика, я под гитару пел для раненых и медперсонала. Я и разговаривал с ранеными. Там много кто был – и пограничники, и артиллеристы, пехота, лётчики… Среди раненых был генерал-майор. Вот он на мой вопрос и ответил. И, как оказалось, причина – во лжи. Сейчас я опишу эту цепочку, чтобы было понятнее. Ну, был такой случай. Взять простого лейтенанта. Например, был бой. На роту этого лейтенанта немцы провели разведку боем. У него бойцы подбили два танка, во встречной атаке опрокинули наступающие порядки немцев и гнали их до их окопов, захватили и вернулись с трофеями. Допустим, с парой миномётов и пулемётов, да с десяток пленных взяли. Для фронта в принципе ситуация обычная. Такое бывает во всех дивизиях. В общем, обычный день войны. Если лейтенант уцелел в бою, то он напишет рапорт, перечислив количество трофеев, пленных и какие потери у роты. Он на передовой, пули над головой свистят, смысла врать ему нет. Рапорт идёт в штаб батальона. Его командир тоже ходит под пулями и причин врать тоже не видит. Поэтому без изменений отправляет его в штаб полка. Там уже совсем другое дело, комполка за место держится. Что для него такая мелочь, поэтому он округляет цифры в рапорте. Захватили пять пулемётов, пять миномётов и, допустим, ещё пушку. Пленных взяли не десяток, а тридцать. Причём о лейтенанте не вспоминают, зачем? У комполка адъютант, для примера, без ордена мается – нехорошо. Поэтому того лейтенанта вычёркивают и вписывают этого адъютанта, орден, может, и не получит, но на медаль надеется можно. Думаете, почему у фронтовиков наград практически нет, а у штабных – не в один ряд, вот как раз поэтому. После полка рапорт доходит до дивизии, его включают в сводку по дивизии. Но опять-таки: для дивизии – это мелочь, и там тоже для увеличения приписывают. Захвачены многочисленные трофеи, взята в плен сотня немцев, и рапорт идёт дальше. Когда он доходит до Генштаба, то информация искажена настолько, что правды там фактически нет. Разве что участок, где всё произошло, указан верно, да и то не всегда. Так ведь и в Генштабе не дураки сидят, и там схватились за голову, что делать, не знают, и как эту вакханалию прекратить, не представляют. Генерал говорил, к ним комиссии зачастили, сверяют всё. Аналитический отдел собрали, но это всё полумеры. И генерал меня этим рассказом настолько поразил, что за время путешествия я ломал голову, как эту проблему решить. И знаете, нашёл решение, причём очень хорошее и действенное. Если меня слышит командование РККА, то вот оно. Нужно сформировать специальные группы, которые подчиняются только командующему, если у них что-нибудь потребуют, например, командование фронта, они могут только просить, и то вежливо. Команда состоит из начальника, в звании полковника, может, ниже, комендантского взвода, радиоузла, взвода осназа или разведвзвода и подразделения дознавателей-следователей, куда входят переводчики. Подразделение секретное, можно маскироваться под разные службы. Лётчиков, химиков или сапёров. Не паникуйте, что я выдаю возможные секретные сведения, немцы всё равно узнали бы об этих подразделениях, если их решат сформировать, достаточно быстро, а при высокой секретности они всё равно повлиять на ситуацию никак не смогут, знают и знают, что такого? Главнокомандующий, который будет держать прямую связь с командирами этих подразделений, будет иметь прямую информацию с фронтов с высокой степенью достоверности и свежести. Этот полковник, изучая информацию по сводкам, сможет отправить, если потребуется, дознавателей в те части, откуда идёт информация, и они смогут пройти до непосредственных участников боя и собрать информацию, кто занимается приписками. Если информацию какую получить, немца притащить для допроса, чтобы прояснить обстановку на фронте, для этого разведчики есть и переводчики. Уверен, при действии на всех фронтах таких групп уже месяца через два-три, край – через полгода, информация будет поступать точная и в срок. Научат, как её подавать и не искажать. Сейчас эти приписчики себя вольготно чувствуют, наказание за такое враньё не предусмотрено, а как появятся те, кто дружит с головой, сами прекратят это дело. Другого выхода в этом я просто не вижу. Как видите, на ваш второй вопрос я ответил, ваши сотрудники для сводки и новостей берут информацию у военных, а какая она к ним поступает, вы уже не виноваты. Жаловаться нужно не на вас… Да и на первый ваш вопрос я всё же отвечу, но без подробностей, хотя они у меня и есть. Мы победим, не скоро, тяжело, но победим. Кстати, общаясь с разными ранеными, я систематизировал информацию и понял, что пока РККА не изменит некоторые уставы, потери так и будут велики. Если интересно – думаю, на фронтах нас слышат, – я опишу, что требуется изменить. Без этих кардинальных изменений при ведении боевых действий немцев удержать просто нереально, это, уверен, понимают и фронтовики, те, кто находится на переднем крае.