Второго визита тезки, после передачи дел, удостоился только дней через пять. На этот раз царь выражал неудовольствие отсутствием подробного описания моих дел, и указывал восполнить мне этот пробел. На что даже слегка вышел из себя — делать мне больше нечего, как вспоминать события десятилетней давности. Где моя дыба! Вместе с напутственным словом государю!
Тезка сообщил, что дыба точно откладывается до лета, так как Петр уехал в Москву, и теперь его свита постепенно утекает за ним. А без аншлага — казнь не актуальна.
Город затихал, в ожидании зимы. Мой каземат заметно изменился. Дополнительный свет заливал стол и переоборудованный под бумаги стеллаж — работа по передаче дел не прошла даром для узилища.
В тишине сидел перед стопкой бумаг, и думал с чего бы начать. Впереди длинная, холодная зима — сойду с ума, пересчитывая зарубки и годовые кольца на древесине. Прикрыл глаза, и из глубин выгоревшей души всплыла белая ночь июньского Белого моря, усиливающийся ветер, теребящий полог палатки, Катран, подготовленный к походу и чувство предвкушения необычного лета. Знать бы еще, насколько оно станет необычным …
Дожди сменились снегом. Работа над мемуарами неожиданно увлекла, давая смысл существованию. Перо возвращало в дни радости, удач и поражений. Можно сказать, что заново лепил свою выгоревшую душу.
К середине зимы сообразил — мои мемуары не стоит показывать Петру. После этого начал вести две повести. Первую продолжил, восстанавливая в себе человека — второй, сухой и выверенный, писал для Петра. Работа замедлилась, но меня это не сильно беспокоило.
Зима выдалась суровой. Проводил большую часть времени за столом, исписывая чуть ли не больше листов, чем исчеркал за все описываемое время. Происходящими событиями не интересовался, уйдя в прошлое.
Незаметно наступила весна, постепенно сменившаяся летом. Над городом поплыл активный строительный гул, по Неве пошли корабли. В этом году кораблей пришло явно больше, чем прошлой весной. Жизнь не стояла на месте.
По просохшим дорогам в Петербург потянулись перелетные двуглавые орлы, отягощенные прочими пернатыми. А у меня мемуары перевалили едва ли за середину. Подстраховался, попросив морпехов передать на Ижорский завод чертежи шкатулки, куда буду складывать первый вариант мемуаров. Получил от морпехов согласие — забрать шкатулку, когда меня уведут из камеры, и передать ее на хранение заводчанам.
Петр посетил первого заключенного Петропавловки в конце мая. Любопытно, Ведь на моем месте должен был сидеть Алексей — вот вечно так, коли выдергиваешь нечто из истории, будь любезен занять пустое место. Встретил царя без ожесточения. Написание мемуаров несколько примирило меня со злобным оскалом судьбы. По-прежнему ни о чем не жалею, но и рвать всех пополам больше не испытываю острого желания. Тем более, Петр явился с Алексеем. Встретил их по форме, в окончательно застиранном мундире и при фляге. Мало ли, как дело повернется.
Разговор протекал на удивление мирно. Мне больше не тыкали в глаза всякой падалью, и не обещали дыбу в солнечный день при большом скоплении народа. Разговор шел о делах, которые потребовали консультаций. Дела, понятное дело, исключительно технические — политику мы обходили третьей тропой.
По словам Алексея, этим летом чуть ли не половина Московской академии переезжает в недостроенные корпуса Питерской академии, так как государь, милостью своей, дал «добро» на завалившие его челобитные от профессоров. Ко мне теперь будут водить экскурсии, как в зоопарк.
На мою просьбу не устраивать из меня театра, а казнить побыстрее — Петр поведал, что он, все в той же безмерной своей милости, заменил казнь на ссылку. На меня вешают ярлык государственного преступника, соответственно, деяния моего рода вымарывают из свершений государства российского.
Улыбнулся, слегка грустно. Надо попросить гитару:
Дом наш, расколотый камень черных пород
Белый беспечный вьюнок повторяет излом
Время безжалостно сказку о нас сотрет
Вытравив золотом букв — «Побежденное Зло».
Петр, собственно, всю зиму этим и занимался — закрепляя чины и должности за оставшейся после меня командой. Честь ему и хвала. Ведь мог и своих людей расставить! Правда, своих людей он таки поставил — будут при заводах государевы «комиссары».
Поймал себя на том, что спокойно разговариваем с Петром, как в старые времена. Более того, мои мысли были в мемуарах, и больше всего ждал, когда монарх закончит пустопорожние разговоры и очистит помещение. Моя муза пряталась, при его появлении.
Читать дальше