Алекс Кун - Петербург

— Ну, так узнал кого?!

Не ведает капрал, что за чеку ядерную бомбу теребит своим невнятным мычанием и наморщенным лбом.

— На кого похож?! Вижу же, что узнал!

Капрал стянул шлык с головы первого упокоенного татя, обтер им разводы крови и грязи, спрятавшие лицо убийцы после попадания дроби в затылок — присмотрелся еще разок к застывшему лицу и довольно уверенно произнес.

— Эт Ефимка, с подворья Лопухиных. Третьего дня, говорил с ним у дворца, он Абрама Федоровича дожидался.

— Ну, тогда посылай солдат к Ромодановскому. Тут дело государево. А где, говоришь, подворье Лопухиных ноне?

Капрал поднялся, покрутив головой, ориентируясь, и протянул руку за канал, в сторону незапланированных застроек.

— Вона, где часовенку ставят, с нее два подворья от реки. Над воротами грифон червленый, да и подворье знатное.

Кивнул капралу, подхватывая один из мушкетов нападавших, и пошел через мост, поправляя Дар. Мост действительно оказался «поцелуевым», разлучившим меня с прошлым и будущим.

Шел не торопясь. За спиной подергивался туманом забвения город, заводы, дела. Уши закладывал звон, через который с трудом пробивались людские окрики и звуки стройки. Идти оказалось довольно далеко, мушкет оттягивал правую руку, вызывая только тупую злобу еще и на именитых оружейников, не додумавшихся снабжать оружие плечевым ремнем.

Перед воротами с грифоном, больше похожим на ящерицу с крыльями, бросил мушкет в траву и перекинул Дар на сгиб руки, почти вежливо постучав ногой в ворота.

Из-за массивных створок донеслось недовольное — «Чего надобно?!»

— Отворяй! К князю Абраму у меня дело.

Совершенно спокойно воспринял отговорки, что никого нет и не велено. Приблизил ствол Дара к щели между створок ворот, через которую виднелся массивный запорный брус. Одного выстрела не хватило, пришлось добавить еще два, а потом еще и закончить ногой. Если никого нет, значит, подожду хозяина на дворе.

Просто подождать мне не дали. Не успел выйти из облака дыма, как слева на меня бросился мужик с дубиной. Сознание пребывало в каком-то ступоре, в душе шелестел пепел, отгоревшего пожара. Даже злость прогорела в этом огне. Мне было на все плевать. Мир стал черно-белым. Выскочил из конюшен мужичок — не опасен — схватился за топор, воткнутый в колоду — стреляю не задумываясь. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Выброс барабана. Выстрел из револьвера. Перезарядка Дара. Выстрел ….

Не задумывался даже когда подросток выбежал из дома, неся явно великоватый ему мушкет. В душе по-прежнему ветер перекатывал золу. Прошел по всему дому, оставляя после себя только мертвое безмолвие, в едком, пороховом гаре. Даже женских криков не раздавалось, так как загнал четырех встреченных женщин и девочку в подпол. Женщин в поместье встретилось пятеро, но одна схватилась за нож. А может, просто не успела его выпустить. Плевать. В черно-белом мире не видно цвета крови.

Сидел на крыльце, набивая барабаны капсулами из подсумка. Кто бы мог подумать, что в таком небольшом, недостроенном подворье, живет столько народу. Ветер обдувал лицо, и холодил мокрые дорожки на щеках. Наверное, пороховой дым разъел глаза.

Топот всадников услышал издалека. Внутри всколыхнулся пепел в злобной ухмылке — что «спасители», услышали пальбу и поспешили на подмогу?! Еще и главный, небось, в первых рядах? Заходите. Недосуг мне вас сортировать на правых и виноватых — у вас милосердный бог есть, он пусть и разбирается.

Лава всадников влетела во двор, через распахнутые ворота, так резко, что первые выстрелы Дара миновали голову колонны, хотя, это ненадолго отсрочило конец бойни. Говорить с ними не собирался, как и они со мной. Мушкетные пули расщепили балясины рядом с левым плечом, а дробь Дара гулко щелкала по стенам и забору подворья. Вот и поговорили.

На дворе ржали раненные лошади и стонали, богохульствуя, нелюди. Поднялся, вытаскивая из кобуры перезаряженный револьвер — надо было провести контроль. Лошадей жалко.

Из ворот подворья вышел в скапливающуюся толпу зевак. Оглядел всех безразличным взглядом, сортируя — примеривая на зевак ярлык «опасны». Толпа явственно отшатнулась. Поднял иностранный мушкет, так и лежащий у ворот, и двинулся ко второму адресу, который мне был известен еще по прошлому году.

До небольшого, временного, домика посольства идти выходило прилично. Пустота и безразличие не помешали запутать след и не пользоваться наезженными дорогами. Патрули, которых направят на мой розыск, мне не враги, будет жаль пролить еще и их кровь, когда они попытаются меня остановить.