Дмитрий Тараторин: Волкодлаки Сталина. Операция «Вервольф»

Да и законное любопытство шевельнулось в задубелой его душе (зловещего предчувствия не шевельнулось — изрядная доза кокса провоцировала неоправданный оптимизм). Уж больно странным был эффект от столкновения с уличным псом (так ему показалось на первый взгляд). Отбросило ведь не только дворнягу, но и его весомую тачку. Это явно противоречило сложившейся в круглой монголоидной голове Фарида картине мира. Требовалось разобраться, как чего.

Но не успел он сделать и нескольких шагов, как остолбенело замер: перед ним, словно из-под земли, вырос абсолютно голый мужчина атлетического телосложения. «Ты чо, пидор?» — только так и успел среагировать он на незнакомца. В следующее мгновение тот оказался за спиной Фарида. Хрустнули шейные позвонки. Тело, обмякнув, повалилось в подколесную жижу.

Палач встречался со своими былыми соратниками нечасто. Всевозможные боевые братства, землячества нагоняли на него тоску и безысходность. Но сейчас мозг безжалостно грызла загадка.

И чудилось — он в каком-то шаге от ее расшифровки. Для того чтобы этот шаг сделать, он и намеревался переступить порог хаты, где его, однако, вовсе не ждали.

— Ну, здравствуй братишка, — без тени радушия прищурился на него хозяин — Гриша Таджик. — Заходи, раз пришел.

Гриша был ярко выраженный славянин, а среднеазиатское погоняло носил потому, что в тех краях начал свой боевой путь и впоследствии любил вспоминать кровавую братоубийственную бойню, учиненную юрчиками и вовчиками. Нужен же он был Глебову, поскольку, по слухам, бродившим в добровольческой среде, Таджик в последний свой балканский выезд имел дело с какой-то невнятной чертовщиной. Гнал по пьяни сотоварищ его, что, мол, резать албанцев им какие-то белые волки помогали.

— Ты ж, Палач, вроде считаешь, мы замусарились. С нами типа и базарить теперь западло, что ж пожаловал? За что такая милость?

Так оно, в общем-то, и было. Глебов знал, что группу бойцов-добровольцев, в которую входил Гриша, сразу после их возвращения из Косова взяла под опеку ФСБ. То есть даже не сама «контора», а одна из ветеранско-комитетских команд, которые, не входя формально в официальную структуру, тем не менее работали с ней в тесной связке. Именно через подобные якобы посторонние группы «сотрудников действующего резерва», как прекрасно было ведомо Палачу, и шла вербовка разных маргинальных личностей для выполнения каких-нибудь совсем уж беспредельных заданий.

Разводили бывших «диких гусей» в основном на любви к Родине, умело играя на комплексе исключительности. Таковой обитал в большинстве из них, терзая душу тоской по небывалым подвигам. Адаптироваться к мирно-обыденной серости они были категорически не в состоянии. Считать же, что ты — часть какого-то великого и могучего плана по возрождению былой мощи страны, так соблазнительно. Да и ручеек бабла, текший в их карманы, пока абсолютно за просто так, исключительно за выраженную готовность к исполнению какой-нибудь невыполнимой миссии, конечно, играл роль немалую.

— Гриш, я тебе не предъявы строить пришел. Ты своим путем ходишь, я своим. Тема есть, давай перетрем, без этих, понимаешь, инсинуаций, — извлек Палач из кармана бутылку водки.

Таджик усмехнулся и, ни слова не говоря, побрел на кухню.

Хавира была, конечно, скромная, но съем и такой чего-то, само собой, стоил. А Гриша, как с войны вернулся, нигде не работал. Это Палач знал доподлинно. Поэтому «замусаренность», конечно, сомнений не вызывала. Но ему сейчас не до понятий было.

Судя по нескольким опорожненным емкостям в углу, Таджик коротал вечер с любимой темной «Балтикой». Поэтому после первой же пары рюмок, опрокинутых в память павших, он, не дожидаясь изложения палачевской темы, съехал на свою заветную.

— А знаешь, Палач, как мы после нашей победы в Москве улицы переименуем? — просветленно улыбнулся он. — Тебе понравится. Прикинь, Ментовская, Журналистская, Бизнесменская. А вдоль них будут на фонарях представители этих славных профессий болтаться.

— А наша, это чья победа, Гриш? — не выдержал Федор. Обычно он подобную пургу игнорировал. Но тут некстати повелся. Слишком на взводе после вчерашнего и Лубянки был. — Ты у нас теперь кто? Раньше вроде монархистом себя считал. А теперь у ФСБ на подсосе, значит, и царь твой, видать, из конторских будет.

Таджик был парень резкий — Глебов еле успел отпрянуть. Гриша бил его головой в нос. Второй попытки Федор ему не дал, коротко ударив сложенными в горсти ладонями по ушам и опрокинув на боевого товарища стол.