Макс Мах - Взгляд василиска

– Что случилось? – Подсознательно Вадим уже чувствовал, что дело отнюдь не в личных отношениях Лили и Давида, а в чем-то другом.

– Вчера Давид говорил с Робертом… – Тихо ответила Лили. – Ты помнишь? Роберт заместитель Давида. Мы просто не хотели портить вам настроение…

– Что он сказал? – Вадим сразу потерял аппетит, потому что понял: ничего хорошего он от Лили не услышит.

– Положение даже хуже, чем думал Роберт, – лицо Лили заливала бледность, а в глазах…

"У нее слезы на глазах", – Осознал Вадим и очень этому удивился. Допустим, положение их, и в самом деле, представлялось не блестящим, но это ведь еще не повод, чтобы плакать. Да и Лили вроде бы была не из тех "нежных созданий", которые по любому поводу"глазами писают" и норовят – чуть что – грохнуться в обморок.

– Э…

– Подожди! – Попросила она. – Роберт он… Они служили вместе с Давидом, и… Ну ты должен понимать. Его не просто испугать, и в панику впадать он не склонен. Но Роберт сказал, все очень плохо. Такое впечатление, что кто-то, обладающий невероятным влиянием и возможностями, обкладывает "Холстейн Биотекнолоджис" со всех сторон. Я понимаю, это звучит невероятно, однако это правда. Роберт… – Она явно споткнулась сейчас на этом имени. – Он не стал бы врать, и сгущать краски не стал бы. Он… В общем, Роберт говорил с моим отцом, и отец перевел… Вадим, ты знаешь, что такое "черный нал"?

– Какие-то неучтенные деньги?

– Ну это финансовое преступление, разумеется, – сказала Лили. – Деньги не учтены и, значит, не облагаются налогом. И проследить их нельзя. Такое делают везде. И у отца тоже есть. Вот он и перевел почти все, что у него было в Лихтенштейн. На мой номерной счет. 11 миллионов.

– Так, что в этом плохого? – Не понял Вадим.

– Размер перевода, – объяснила Лили. – Отец перевел туда все свои фонды. И это значит, что он не уверен, что ситуацию можно разрешить легальными средствами, и не знает, сможет ли он перевести деньги позже, – голос ее звучал ровно, но какие при этом обуревают женщину эмоции, догадаться было можно. – Этот план называется "Черный день", и до сих пор он существовал только, как теоретическая и крайне маловероятная возможность. Роберт всех деталей плана не знал, он просто передал мне, что задействован план "Черный день", и все. Но я-то знаю, что это означает. Отец боится, что концерн съедят, и он уже ничем не сможет мне помочь.

– Плохо дело, – согласился Реутов, закуривая и одновременно пытаясь понять, что это для них всех означает. – Ты из-за этого и расстроена?

– Да, – ответила Лили. – То есть нет. Это плохо, но не смертельно, к тому же Роберт сделал нам с Давидом доступ – под нашими теперешними именами – к еще одному счету, а это триста тысяч золотых гульденов Новой Голландии, и "окно" пробил через Орду и Китай в Гонконг…

– Тогда…

– Утром позвонил… Впрочем, неважно. Позвонил доверенный человек отца. Роберт убит…

"Домой", в квартиру, снятую Лили и Давидом, возвращались молча. Все, что можно было друг другу сказать, было уже сказано, пока коротали время в кафе. Разумеется, Вадим постарался, как мог, успокоить Ли, но насколько хорошо это у него вышло, сказать было трудно. Лили взяла себя в руки, но она и до этого разговора не то, чтобы в истерике билась. Так что, иди, знай, о чем она теперь думала, но Вадиму новости "оттуда" оптимизма не прибавили, хотя и в отчаяние не вогнали. Пожалуй, наоборот. Настроение настроением, но от всех этих бед, рушившихся на голову вот уже вторую неделю подряд, в душе Реутова возникло то давнее, много лет уже – с самой войны – не испытываемое чувство ожесточения, бешеного, "бычьего" желания победить любой ценой.

"Всех урою!" – как говаривал в те времена комвзвод-2 Татаринцев. Где-то так.

Забрав в мастерской отпечатанные фотографии, сложенные в конверты из плотной серой бумаги, и пленки, они их даже просматривать сейчас не стали – не то было настроение – а сразу же пошли обратно. Тем более, что и обеспокоенный их отсутствием Давид успел позвонить.

– Ну? – спросил Казареев, когда Вадим и Лили вернулись в апартаменты. – Посмотрел?

– Нет, – покачал головой Реутов. – Домой торопились.

И он подмигнул выглянувшей из двери ванной комнаты Полине.

– Доброе утро, сударыня, как спалось, почивалось?

– Вашими заботами, сударь, – с бесстыжей улыбкой на пол-лица ответила Полина.

– Э… – Сказал Давид. – Ничего если я вам помешаю?

– Валяй, – разрешил Реутов.

– Давай, я тебе твоего папу покажу, что ли, – предложил Казареев. – Или желания нет?