Александр Кулькин - Ушедшее лето. Камешек для блицкрига

В дверь постучали, и Золотарев сказав:

— Войдите, — встал из-за стола.

Вошедший пограничник доложил:

— Рапорт старшины милиции.

— Давайте сюда. Стоп, я подойду сам. Скажите сержанту госбезопасности Шкенёву, что я очень занят, в кабинет заходить нельзя. Меня вызывать только в случае крайней необходимости.

Прочитав рапорт, Золотарев отложил его на стол и вновь вернулся к моим документам. Я тем временем потушил папиросу в пепельнице и стал бездумно смотреть в окно. Редкие деревья ничего не скрывали, густой парк, как стало через семьдесят лет, ещё не вырос, и было видно как на ладони. Река была шире, и с высоты холма были видны маленький остров, дорога на другой стороне, и бревенчатый мост, немного выступающий над поверхностью воды. Негромкое покашливание вернуло меня к действительности.

— Что это? — лейтенант, держал в руке сотовый телефон.

— Телефон, — и предотвращая следующий вопрос, я продолжил: — Нет, сейчас он работать не будет. Для его нормальной работы нужно много оборудования и сооружений, которых сейчас нет.

— Расскажите подробней, — попросил собеседник, положив мобильник на рапорт старшины.

— Я не специалист мобильной связи, впрочем в моё время о всём знать невозможно. Но, если вы дадите мне лист бумаги, общие принципы объяснить смогу.

Окуная ручку в чернильницу и подивившись, что навыки сорокалетней давности еще живы, схематично набросал структуру сотовой связи.

— То есть, можно сказать, что это — радиостанция? — уточнил Золатарев.

— Да, можно сказать и так. Только сейчас связаться невозможно ни с кем. Точно не знаю, но, кажется, диапазон этот в настоящее время не используется. Да и дальность действия очень маленькая.

— По вашим документам я понял, что вы из СССР, вернее, — он вновь посмотрел на паспорт, — Из Белоруссии. Но почему же телефон иностранный? Неужели, наша страна не в силах производить такое?

Я помрачнел и, поколебавшись, все-таки ответил:

— Товарищ лейтенант госбезопасности, прошу вас, выслушайте меня не перебивая.

И минут пятнадцать читал Золотареву лекцию по будущей истории нашей страны. Я тщательно избегал называть фамилии, особенно ныне здравствующих вождей, старался не упоминать наиболее одиозные факты, но все-таки вынужден был озвучить старое название города, в котором родился. Лейтенант со свистом втянул воздух в себя, но промолчал, и только когда я с горечью признал, что выиграв войну, проиграли мир, он не выдержал:

— Да как вы могли! Для чего мы тогда живем, для чего сражаемся! Что вы натворили?

Он вскочил и, нервно схватился за кобуру. Я остался спокойным наблюдателем, как будто смотрел все это со стороны. Слишком велико было потрясение, и все чувства, даже самосохранения, атрофировались. Сейчас будет выстрел и всё. Конец моей жизни и всей моей вселенной. Но лейтенант превозмог себя, сел и схватился за коробку. Открыв крышку и взяв одну папиросу, он машинально прикурил от моей зажигалки, потом пригляделся к ней, прочитал «Произведено в КНР» и раздраженно бросил ее на стол:

— Даже зажигалка из-за границы!

Глубоко затянувшись, он немного успокоился и вновь подвинул мне коробку. Дождавшись пока я закурю, он спросил:

— Зачем же Сталинград переименовали?

Я пожал плечами:

— Не знаю. Решение принималось в Москве и жителей города никто не спрашивал.

Проницательно посмотрев на меня, Золотарев понизил голос:

— А кто тогда был во главе государства вы, конечно, не помните?

— Зачем вам это? Этот человек жив, и он у власти, — я был очень спокоен, решив про себя что уже умер, и поэтому мне было все безразлично. — Поймите, лейтенант госбезопасности, власть у вас большая, но у него огромная. И вообще, во многом знании — много печали.

— О своей печали я сам позабочусь, — отрезал он и вопросительно посмотрел.

— Хрущев, — произнес я сакраментальное для любителей альтернативной истории имя и со злорадством отметил, как резко поменялось выражение лица моего оппонента.

Несколько минут в кабинете стояла тишина, и только табачный дым слоями поднимался над столом. Золотарев встал, подошел к окну и приоткрыл форточку, потом, не поворачиваясь, глухо спросил:

— Что-нибудь из ближайшего будущего помните?

— Да. Двадцатого июля ваш наркомат вновь сольют с НКВД. А завтра в Полесск приедет комиссия ЦК КП(б)Б организовывать филиал школы подпольщиков.

Сарказм в моем голосе заставил лейтенанта резко повернуться:

— А что вам не нравится в факте приезда комиссии?