Максим Шейко - Мир за гранью войны

— Это естественно. После поражения всегда следует поиск виновных. Сталину нужно как можно быстрее разыскать или просто назначить и покарать ответственных за военные и политические неудачи, чтобы разрядить обстановку в обществе и отвести подозрения в некомпетентности от себя лично. Пока что всё логично и предсказуемо: Молотов будет назначен виновным в проведении политики, приведшей к войне в невыгодных условиях, Каганович, как министр транспорта, получит свое за несвоевременную эвакуацию и срыв военных перевозок. Наверняка будет устранен и маршал Тимошенко, как не сумевший подготовить армию к войне, а также целая толпа генералов рангом пониже.

Это всё понятно и малоинтересно. Гораздо важнее сейчас другое: кто займет освободившиеся места. Думаю по характеру этих назначений, мы с приемлемой точностью сможем спрогнозировать характер дальнейшей политики СССР, что в свою очередь позволит нам соответствующим образом выстроить свою политику на востоке…

— Вы как всегда правы, экселенц. Информация, которую нам удалось получить, довольно красноречиво свидетельствует о ближайших намерениях Сталина. Судя по всему, в ближайшее время Советский Союз намерен занять выжидательную позицию. Наше влияние, безусловно, возрастет, но и разрывать отношения с англо-саксонским блоком в СССР не намерены. В частности, об этом свидетельствует тот факт, что в новые заместители министра иностранных дел прочат Громыко. Это молодой выдвиженец. В 39-м он заведовал американским отделом министерства иностранных дел, а с осени 39-го и до недавнего времени был советником при советском представительстве в США. Сейчас он отозван на Родину и в ближайшее время должен получить официальное назначение.

— То есть Сталин не собирается разрывать свои отношения с западными демократиями. Что ж, этого следовало ожидать. Этот хитрый азиат постарается теперь усидеть на двух стульях разом. Бывший посол в Германии становится министром, а представитель в США — его замом. Логично. Ибо Германия рядом, а Соединенные Штаты — далеко. Но если положение вдруг изменится…

— Именно к такому выводу и пришли наши аналитики, экселенц. Советский Союз не рискнет более вмешаться в войну до тех пор, пока в ней окончательно не определится победитель. Но политика советов может резко измениться, когда в войне наступит перелом. Тогда история с заменой министра иностранных дел его замом, может повториться вновь.

— Следовательно, наша задача состоит в том, чтобы у Сталина не возникло желания и, главное, возможности ударить нам в спину. Попросту говоря, нам нужно побеждать на западе и тогда проблема реванша со стороны СССР решится сама собой.

— Думаю, это вполне посильная задача.

— Посмотрим, посмотрим… Англичане и американцы по-прежнему превосходят нас по людским и материальным ресурсам. Промышленная мощь Америки колоссальна. Но! Теперь наши шансы несоизмеримо возрастут… Что ж, Вальтер, вы можете идти. О ваших выводах относительно дальнейшей стратегии СССР я доложу фюреру сам, на вечернем совещании.

Дверь за Шелленбергом закрылась, а Гейдрих так и продолжал сидеть в тиши своего кабинета на Принц-Альбрехтштрассе, задумчиво крутя в руках карандаш, которым перед этим делал пометки на докладе. Затем, словно очнувшись, отложил карандаш, потер двумя пальцами переносицу, словно стирая накопившуюся в мозгу усталость, и, сняв трубку внутреннего телефона, отрывисто бросил адъютанту:

— Машину к служебному входу.

Что-то беспокоило главу спецслужб Райха и одного из наиболее приближенных соратников Гитлера. Во всех последних событиях было какое-то несоответствие, нечто важное, что маячило где-то на краю сознания, но всё время ускользало от его внимания, и шеф РСХА решил слегка отвлечься от забот. Время до вечернего доклада еще есть, так почему бы не развеяться немного, возможно смена обстановки поможет наконец поймать эту надокучливую мысль, что не дает ему покоя в последнее время?

Поэтому в послеобеденное время обычным октябрьским днем, берлинцы, гуляющие по аллеям Тиргартена, могли наблюдать, как высокий блондин, в форменном чёрном кожаном пальто и фуражке, неспешно прогуливается по парку, шурша опавшей листвой. Впрочем, день был рабочий, а до вечера еще далеко, поэтому гуляющих было совсем немного, так что Рейнхард Гейдрих мог вполне спокойно бродить по главному парку Берлина, наслаждаясь шелестом пожелтевших листьев под подошвами начищенных до блеска сапог.