Сергей Конарев: Балаустион

Сплюнув горькую, тягучую слюну, Леонтиск, коротко поведал, куда он вставит мерзавцу это «приобретение».

— Арестованный желает что-то сказать? Нет? Ну и отлично!

Леонтиск громко, отчетливо повторил — чистое ребячество, но что еще можно было сделать?

Бесцветные глаза Клеомеда наполнились печалью.

— Да, спасибо, что напомнил, — проговорил он с напускным сожалением. — Чуть было не забыл. А грех было бы отказать себе в удовольствии.

В последний момент Леонтиск попытался отвернуться, но грубая пятерня крепко схватила сзади за волосы. Спустя миг твердый деревянный носок военного сапога-эндромида с сокрушительной силой врезался в его лоб, взорвав радужное зеркало сознания мириадом мелких осколков.

Леонтиска привел в себя обрушившийся на голову поток холодной воды.

— Эй, хватит прикидываться, неженка! Очнись! — проревел где-то совсем рядом хриплый голос.

Сын стратега с трудом открыл глаза и сел, помогая себе рукой. Голова раскалывалась от боли. Приложив руку ко лбу, Леонтиск обнаружил массивную опухоль, рассеченную посередине глубокой ссадиной. Лоб и брови были покрыты коркой запекшейся крови. Подняв голову, юноша осмотрелся.

Он сидел на стылом полу какого-то подземелья. Маленькая, четыре шага в длину и столько же в ширину, камера представляла собой ограниченный серыми плоскостями сверху, снизу и с трех сторон каменный куб без всякого намека на окно. Четвертую боковую сторону куба представляла толстая железная решетка с низкой дверью, запертой снаружи на массивный висячий замок. По ту сторону решетки находилось такое же серое, с низким потолком квадратное караульное помещение, освещенное смоляным факелом, вставленным в позеленевшее от времени кольцо на стене. В дальнем правом углу имелась еще одна решетчатая дверь, перекрывавшая вход в короткий коридор, в конце которого смутно виднелись уходящие вверх ступени лестницы. Другой коридор тянулся вправо и терялся в темноте. Леонтиск был уверен, что его камера далеко не единственная в этом мрачном тоннеле, наполненном, казалось, липким запахом страха и страданий отчаявшихся узников.

В двух шагах, по ту сторону решетки, стоял зверского вида стражник. На вид ему было лет сорок пять — сорок восемь, он имел крупную, грузную фигуру гориллы, красный мясистый нос, глаза навыкате и обильную грязную бороду. Эта злая пародия на человека была одета в кожаный, заляпанный сальными пятнами кожаный нагрудник, из-под которого выглядывал неопределенного цвета хитон, на плечи, по причине зимнего времени, был накинут короткий плащ из скатавшейся овечьей шерсти, такой грязный, будто был подобран на помойке. Внешность стражника вызвала у молодого воина воспоминания о детстве, толстой кормилице и ее сказках, в которых рассказывалось о кровожадных вурдалаках и пещерных людоедах, подстерегающих в горах одиноких путешественников. Маленький Леонтиск не делал особой разницы между людоедами и вурдалаками и представлял их себе именно такими, каким был тип по ту сторону решетки. Правда, в сказках кормилицы вурдалаки боялись чеснока, а от этого нестерпимо несло именно чесноком, и в той же степени — запахом давно не мытого тела. Пальцем одной руки доблестный страж ковырялся в носу, в другой он держал деревянное ведро, с которого на каменный пол стекали капли воды. Леонтиск только сейчас заметил, что его волосы и одежда промокли насквозь, и тут же гнусные щупальца холода, присосавшись к позвоночнику и животу, заставили его челюсти отбить неприличную и жалкую зубовную дробь.

— Что, очнулся, задохлик? — надзиратель радостно осклабил в ухмылке крупные желтые зубы. — Добро пожаловать в подземное царство архонта Демолая!

Вурдалак жизнерадостно хохотнул.

— А ты, урод, за Цербера, что ли, будешь? — спросил Леонтиск, тяжело поднимаясь на ноги.

— Чего-о? — протянул стражник. Его красные губы вытянулись — точь в точь как у озадаченной обезьяны. — Ты, петушок драный, не дерзи! Мы таких шутников, как ты, немало в клоаку спустили. Слышишь?

Персонаж сказки поднял к уху толстый палец с длинным, грязным ногтем. В наступившей тишине Леонтиск действительно услышал шум текущей воды.

— То-то, цыплак! — продолжал людоед. — Будешь плохо себя вести… ну, кончать тебя пока распоряжений не было, а вот в говне искупаем. Возьмем за ноги и окунем в подземную реку, как мамаша Фетида своего Ахилла. А, Алкимах? Искупаем желторотика в клоаке?

До сей поры Леонтиск не подозревал о наличии второго стражника. Но у дальнего угла, куда практически не доставал неверный свет факела, шевельнулась тень и раздался скрипучий голос: