Дмитрий Калюжный: Зона сна

Разлился трелью полицейский свисток, и всё погасло.

Очнулся он в полной темноте. Поднял руку; нащупал вместо лица что-то липкое и холодное. Потом вернулось ощущение тела, вернулось волнами невыносимой боли. Стас застонал.

— Ожил, — донеслось откуда-то издалека, как сквозь вату. — Гляди-кась!

Стас хотел спросить, где он, но не смог разлепить разбитых губ. Открыл глаза: в мутном, скудно освещенном пространстве плавали какие-то предметы. Спустя только минут пять ему удалось разглядеть решётку и за ней фуражку полицейского. Стало быть, он заперт.

— Где я? — спросил он, сделав над собой отчаянное усилие.

— В участке, знамо где, — хмыкнул полицейский.

— Мне надо в больницу… Меня избили… Где они… которые меня?..

— А вот они в больнице! И ты ответишь за это. Думаешь, если московский, так тебе всё позволено?

Стас зашевелился и сел посреди грязного пола. Голова закружилась, затошнило. Одна рука пропорота и перевязана какой-то дрянью. Ноги всё же целы, что радует. Кожаный комбинезон разорван, можно выбрасывать. Карманы вывернуты. Дорогие часы на запястье — вдребезги. Поработал в архиве, молодой исследователь…

— Мне нужен телефон, — сказал он, придерживая голову целой рукой.

— Чего? — спросил полицейский и радостно заржал. — Алексей! Слы? Барин по телефону позвонить желают!

— А хлеба белого они не желают? — Откуда-то появился верзила в мундире. В руке он держал Стасову биту, купленную в Мологе у тётки-спекулянтки. — Может, тебе ещё этот, как его?

— Телеграф! — хохотал первый.

Стасу совсем стало худо, и он осторожно лёг на пол, держась за голову. Загромыхали ключи в замке.

— Телефон тебе, говоришь? — Верзила зашёл за решётку и склонился над ним. Стас закрыл глаза. — Телефон ему! — взревел полицейский и с размаху пнул Стаса в рёбра.

— Не смей меня бить, скотина, — сказал Стас.

— Ах ты, московское мурло! — возмутился верзила, примериваясь, куда бы пнуть ещё. — Я тебе щас покажу скотину… Я тебе покажу, как наших пацанов обижать…

Тут входная дверь с грохотом слетела с петель и упала посреди заплёванного коридора. Помещение как-то сразу наполнилось мужчинами в военных мундирах с голубыми петлицами. Верзила, который уже замахнулся на Стаса, от молодецкого удара ногой в коротком шнурованном ботинке врезался мордой в стену, сел на пол и моргал очумело, слизывая кровь, сочащуюся из носу. Его коллега тоже получил плюху и стоял теперь на коленях возле стола, с пистолетом, приставленным к затылку. На столе военные собирали какие-то бумаги.

Над Стасом склонилось сразу несколько голов в фуражках с голубыми околышами. Одну из них, лохматую и без фуражки, он узнал.

— Петруха! — выдавил он сквозь разбитые губы. — Ты как здесь?

— Живой! — обрадовался капитан Лапыгин, и Стаса обдала такая густая волна спиртного духа, что у него даже на секунду прояснилось в голове. — А я как услышал в пивной, что какие-то штафирки напали на мотоциклиста в коже, а потом его же в участок замели, сразу нашим телефонировал. Тут десантная бригада неподалеку расквартирована… Ну что, от этих уродов тебе тоже досталось? — Лапыгин кивнул в сторону сидящего на полу чина.

— Немного было…

— Ах ты ж, скотина ты, скотина! — обратился капитан к поверженному стражу порядка. У того от страха отвисла нижняя губа. — Крыса ты гнусная, вонючая, паскудная…

— Носилки есть? — крикнул куда-то за дверной проём военный в погонах майора.

— Нету, — ответили ему с улицы.

— Тогда клади его на дверь!

Спустя минуту Стаса на бывшей входной двери вынесли из участка. Перед крыльцом тарахтел двигателем грузовик с эмблемами ВВС на дверцах. Поодаль урчали два джипа. От непогашенных фар на улице было светло как днём. И этого света ещё прибавилось, когда из переулка вдруг выскочил грузовик, из которого посыпались тоже люди в мундирах — но в серых, с малиновыми погонами. В руках у них были самозарядные токаревские винтовки. Заклацали затворы. Авиаторы выставили своё оружие — у них были автоматы с короткими стволами.

— Всем оставаться на местах! — забубнил мегафон. — При малейшем движении открываем огонь на поражение!

— Ты ещё кто такой, твою мать?! — крикнул капитан Лапыгин, которому определённо в этот вечер было море по колено.

— Я, твою мать, вологодский полицмейстер! А ты, висельник, выходи-ка с поднятыми руками, пока я тебе язык не отстрелил!

И тут на площадку между двумя воинствами, готовыми открыть друг по другу огонь, беззвучно вкатился огромный чёрный «роллс-ройс». Задняя дверь чудовища медленно распахнулась. Человек, сидевший в салоне, даже выходить из машины не стал, а только ногу выставил на подножку.