Дмитрий Ясный: Здравствуйте, я Лена Пантелеева! (СИ)

Сирый вошел в комнату первым. Осклабился, мазнул по мне сальным взглядом, отступил в сторону, пропуская мужчину во френче стального цвета, с щеткой седых усов под тонким породистым носом. На плечи накинуто длиннополое пальто, галифе утыкается в лакированные, изгвазданные грязью и небрежно обтёртые, кавалерийские сапоги. На голове кепка, но ей очень не хватает кокарды. Мысленно хмыкаю про себя: 'И не боится же ходить по Петрограду в таком виде этот эталон 'золотопогонного' офицера!'.

Глаза у усатого мужчины умные, держится он по-хозяйски. Красив. Не лицом, всем другим красив - поджарой фигурой волка, манерой себя держать, властностью, уверенностью в своем праве командовать и целеустремлённостью. А ведь я его знаю! Вернее, его знает моя Леночка.

-Бонсуар, мадемуазель Элен.

-День добрый, Сергей Александрович.

-Чаем угостите, старого друга семьи, моя милая мадемуазель Элен?

-Уи, месье Серж Александрэ. Кафэ олэ авэк он круассансиль, разумеется, отсутствуют в этом доме, но тэ сан сюкр я вас угощу. Он совершенно свежий, Агафья Ивановна только что заварила. Бон аппетит, месье.

Туз, он же Болотов Сергей Александрович, бывший дворянин, бывший морской офицер, бывший друг папа Леночки и, я уверен, бывший честный человек, присаживается к столу, выкладывает на край портсигар и мы несколько минут молча пьем чай. Я свой остывший, он свежий и горячий.

Пришедшие с ним люди тем временем рассредоточились по комнате. Огромный человек с гладко выбритым черепом зажал своим необъятным телом в угол Ли, Сирый навалился на стену плечом и чистит ногти вытащенной из кармана 'финкой'. Третий, похожий на куницу, с бусинками черных глаз встает чуть сбоку от Туза. Петроградские деловые, прошу любить и жаловать. Сытые, наглые уголовнички. Меня они уже списали в расход и смотрят как на кусок вырезки - с чего бы начать? С задирания ног или по-простому, без изысков? Раз и юбку на голову, грудью на стол и сопеть сзади, вталкивая часть себя в мягкое, испуганное, до ожидаемого крика боли и слез. Однако рано вы меня списали гады, и юбки на мне нет, я в бриджах.

Господин Болотов ставит стакан на стол и проникновенно, с отеческой заботой в голосе спрашивает меня:

-Элен, скажи мне, будь любезна, где же находятся Ленькины 'захоронки'? Где он хранил свое добро, девочка? Скажи мне это, пожалуйста, и я не позволю мучать тебя этим грубым и невоспитанным людям. Просто скажи.

Я глотаю холодный комок в горле и через силу выдавливаю из себя:

- Жё нэ компран па, месье Серж.

Туз недовольно скривится, вытаскивает коробок спичек, закуривает папиросу с длинным мундштуком. Долго смотрит на меня как на неведомого зверька и скучающе продолжает:

-Все ты понимаешь, Леночка, все ты понимаешь. Скажи где добро Ленькино и я уйду. Если же будешь молчать.... Тогда, вон тот человек - рука с папиросой ткнула в Сирого - он очень тебя не любит, уж и не знаю почему - отрежет тебе палец. Любой. И, кстати, обрати внимание на его лицо. Помнишь, как сказано в трудах итальянского профессора Чезаре Ламброзо о прирожденных преступниках? Вот он именно такой и есть. И вряд ли такой хомо вульгарис найдет для тебя в своем сердце хоть каплю милосердия.

-Я помню, Сергей Александрович. Вы это читали по памяти, тогда, на именинах братика.

Я жалобно и тихо отвечаю, молчать мне нет ни какого смысла. Растерянно взмахиваю ресницами и, чуть заикаясь, продолжаю жалко лепетать:

-А если я ничего не знаю, Сергей Александрович? Вот абсолютно ничего не знаю? А вы меня станете спрашивать и мучать! Вам потом не будет стыдно, месье Серж, совсем-совсем?

-Да как она не знает, Туз! Знает, шалава! Ленька эту сучку сам, в одного туда возил на извозчике и всегда они сходили за квартал! Таился он от братвы, скрытничал, что варнак старообрядцкий! Это наше с ней будущее, говорил нам, не вам знать о делах моих, темные элементы! Насмехался, гад! А эта, шалава, брюлики наверное с ним вместе и прятала! У, крыса епана!

Сирый замахивается на меня кулаком, но не бьет, ждет разрешения, команды хозяина. Пес!

-Вот видишь, Леночка, нет смысла от меня что-то скрывать. Сирый все видел. Скажи мне, где украшения, деньги, золото? Ты ведь не хочешь, что бы твое прекрасное лицо, эти восхитительные черты были изуродованы, вот допустим, руками вот этого человека! И это помимо отрезанных пальцев!

Сергей Александрович обхватывает меня за щеки стальными пальцами и резко поворачивает моё лицо в сторону куницеподобного. Больно. Человек-куница сладостно улыбается, гора мышц в углу одобрительно бурлит голосом.