Александр Прозоров - Удар змеи

– Мимо проплывал, Михаил Иванович. Навестить решил.

– Это ты славно придумал! Давно, давно я лиц знакомых здесь не видывал. Пелагея, ступай, вели расседлывать. Не будет ныне охоты, гость ко мне приехал. А ты… - указал пальцем князь на Пахома и запнулся.

– Это холоп мой, княже. Дядька.

– То-то я смотрю, слуга незнакомый. Ступай, дядька, на кухню, угощайся моим именем всем, чем пожелаешь! И стол скажи в трапезной накрывать.

– А где у вас тут кухня-то? - уточнил Андрей.

– Я найду, княже, не беспокойся, - отмахнулся Пахом. - Вона, хлебушком свежим пахнуло. Там, стало быть, и готовят.

– А ты, ты как, Андрей Васильевич? - снова обнял гостя Воротынский. - Как жена твоя, Полинушка? Она из дома Друцких, я помню? Как старый князь? Здоров ли? Помню, когда я еще в отроках ходил, он как раз полком нашим командовал.

– Юрий Семенович вроде как здоров, ноне с семьей за море гостить уехал. Княгинюшка моя тоже на здоровье не жалуется. Дети растут, неурожаи поместье наше обходят. Лихоманка зимою в городах иных случилась… На подворьях никого у нас не уцелело. Но теперь снова в руках. Так что грех жаловаться, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить… - Андрей постучал по перилам.

– Не тьфу-тьфу-тьфу, - расхохотался князь Воротынский, - а милостью Божией. Забыл, никак, где находишься? Тут в глаз плевать некому, я тут посажен грехи отмаливать. Ну, идем же, идем. Коли холоп твой нужную дверь нашел, так в трапезной уже накрывать должны.

– А ты как, Михаил Иванович? Как здоровье?

– На здоровье грех жалиться, Андрей Васильевич. Чай, в святой земле обитаю, под Божьим присмотром. Тут с молитвами и послушанием такая благодать, что и самого вроде как от колик исцелило, и супруга на мигрень боле не жалуется, и доченька не хворает. Даже дворня вроде как умнее стала и ворует меньше. Вот за хозяйство сказать не могу. Забрал у меня Иоанн волости мои в казну московскую, и город забрал.

– Понятно… - сочувственно кивнул князь. - Как же ты теперь жить станешь?

– Тяжело, Андрей Васильевич, тяжело. Все обкрадывают, все норовят по миру пустить. Воеводы воруют, подьячие. Не поверишь, в прошлом году мне сюда не дослано было двух осетров свежих и двух севрюг, полпуда ягод винных, полпуда изюму, трех ведер слив. Это… - Князь почесал за ухом, припоминая. - Государева жалованья не прислали ведра романеи, ведра рейнского вина, ведра бастру. Еще деньгами не пришло пятьдесят рублей мне, княгине и княжне, людям же моим, дворне, сорок восемь рублей и двадцать семь алтын! - Похоже, вороватые чиновники обидели князя изрядно, коли он помнил все до мелочей: - Двухсот лимонов еще не довезли, двух труб левашных, пяти лососей свежих, десяти гривенок перцу, гривенки шафрану, двух гривенок гвоздики, пуда воску… Ну, и еще много чего… - наконец выдохся Михайло Иванович. - Я вот мыслю, дружище, коли такая оказия, давай я тебе сие в грамоте отпишу, и ты государю передашь? Пусть он прилюдно плетей сим ворам и дармоедам всыплет!

– Коли отпишешь - конечно, передам, - пожал плечами Зверев. [26]

– Отпишу, княже, отпишу. Я тут с безделицы много писать пристрастился… Коли не лень, так пойдем, глянешь.

Вместо трапезной князья направились в светелку Михаила Ивановича, где тот отворил крышку бюро, вытянул один из ящиков, извлек из него толстенную стопку бумаги и положил перед Зверевым.

– Вот, взвесь, сколько от безделья бумаги напортил.

Андрей заглянул наугад на страницу из середины:

«…надлежит дубы молодые высаживать, дабы, вырастая, те дозорам укрытие от солнца доставляли. Поднимаясь же наверх, дозоры изрядно во все стороны степь просматривали и быстрее ворога обнаружить могли…» Зверев глянул дальше: «…Расставлять сообразно местности, но не далее семи верст, дабы пищальный выстрел услышать могли и на помощь заставе соседней прийти». Он пролистнул еще: «…пятьдесят верст, дабы всадник без сменного коня за переход одолевал легко. На дымы же сыросоломные полагаться в сем деле не след, ибо в ненастье оные и вблизи не разглядеть вовсе».

– Что это, Михаил Иванович?

– Вот, Андрей Васильевич, исходя из опыта своего долгого наставление для порубежников сочинить пробовал. «Приговор о станичной и сторожевой службе» опус сей нарек.

– Так это… - Зверев потер виски, унимая боль. - Именно это и надо государю показывать! Типографий в Москве и слободе Александровской ныне изрядно. Отпечатать, новикам и отрокам, стрельцам раздать. Чтобы не на своей шкуре опыта набирались, а готовую науку использовали.