Андрей Ерпылев: В когтях неведомого века

Даже неутомимая и неукротимая Жанна, беспрестанно радовавшаяся и восхищавшаяся всем на свете в первый день путешествия, к исходу третьих суток как-то сникла и все больше застывала на горбу своего индифферентного ко всему иноходца, подолгу вглядываясь в бесстрастную даль великого песчаного моря, покрытого пологими застывшими волнами, словно водный его аналог. Что же говорить о ее спутниках, не таких жизнерадостных по природе?

Арталетов привычно, на ощупь, достал из вьючного мешка обтянутую защитным «хабэ» армейскую фляжку, с противным скрипом песчинок, каким-то образом проникших в резьбу, отвинтив пробку, вскинул сосуд ко рту и начал пить, пить, пить, булькая и захлебываясь восхитительной животворящей влагой, чувствуя, как прохладные струйки стекают по обожженной коже, щекотно проникают за воротник…

Увы, это была всего лишь игра распаленного воображения, несбыточная мечта обезвоженного организма. На самом деле Жора позволил себе лишь взвесить в руке полупустую емкость и осторожно, чтобы не пролить ни капли, выцедить пару лилипутских глоточков теплой, как вчерашний остывший чай, безвкусной и здорово отдающей железом жидкости. Жутко хотелось еще глотнуть, но он пересилил себя и судорожно спрятал флягу обратно в мешок. До заката еще пилить и пилить.

— Жорик! — Мягкая ладонь неслышно подобравшейся Жанны легла на сгиб локтя. — Хочешь глоточек? У меня много осталось — я мало пью…

Милые встревоженные глаза, полные неподдельной жалости, в узкой щели белого платка, которым она по-бедуински повязала голову.

— Н-нет, Аня… — Как ни велик был соблазн, Георгий не мог позволить себе обокрасть любимую. — Я не хочу…

— И не вздумайте! — воскликнул Дмитрий Михайлович Горенштейн, тот самый неприятный тип, оказавшийся на поверку ученым, да не простым, а доктором физико-математических наук, трудившимся номинально в одном из закрытых НИИ. — Никакой дележки! Каждый пьет только то, что ему положено по суточному лимиту. Вы что, помереть тут хотите? До оазиса всего какие-то сутки пути!

— А какого черта, прости, Жанна, вы, профессор, затащили нас в самый центр Сахары? — вскинулся Арталетов, с самого начала невзлюбивший изобретателя «хрономобиля». — Не могли, что ли, поближе к цели? Собираетесь нас сорок лет по пустыне таскать, как ваш далекий пращур?

— Если надо будет — потаскаю! — тут же ощетинился Горенштейн, который терпеть не мог намеков на свою национальность. — И сорок, и сто сорок!.. Вы что, хотели, чтобы я вас посреди Фив высадил? На рыночной площади?

— Не ссорьтесь! — вклинилась между ними Жанна. — Зачем?..

— А от вас, Георгий Владимирович, я такого не ожидал! — продолжал кипятиться доктор наук. — Сами ведь…

— Кто «сами»? — снова взвился Жора. — Договаривайте уж, раз начали…

— Представитель интеллигенции, вот кто «сами»! — фальцетом завизжал Горенштейн, обходя скользкую тему. — А рассуждаете как настоящий черносотенец! Охотнорядец!

— Это я-то черносотенец?.. Вы, Эйнштейн! Говорите, да не заговаривайтесь!

— Тихо! — крикнула девушка. — Смотрите!

Из-за далекого морщинистого бархана, едва заметный на фоне бледного пустынного горизонта, поднимался столб пыли…

Продолжение следует…

Экю — крупная серебряная французская монета XVII — XVIII вв., приблизительно 40 мм в диаметре.

Инкунабула — старинная книга эпохи до начета книгопечатания, отличающаяся большими размерами и основательностью переплета. Иносказательно — толстая тяжелая книга.

Быть или не быть (англ.) — имеется в виду «пить или не пить».

Бичевой — помощник тренера при работе на корде, действующий бичом или кнутом.

Амброзия — нектар, божественный напиток, который, согласно мифологии, употребляли олимпийские небожители, чтобы сохранить бессмертие.

Доброе утро (франц.)

Вы хозяин этого заведения? (франц.

Я бы хотел заказать кружечку пива (франц.)

Пива не держим (франц.)

Сударь… (франц.)

Как же так?(франц.)

А как же изображение на вывеске? (франц.)

Изображениенавывеске… (франц.)

Лиард — мелкая медная монета средневековой Франции, равнявшаяся 3 денье, 4 лиарда = 1 су, 20 су — 1 ливру, 6 ливров = 1 экю, 4 серебряных экю = 1 золотому экю. Кроме приведенных здесь денежных единиц применялась масса других монет, с которыми читатель дальше столкнется в тексте.