Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров

— Ну, понятно, Эйнштейн дурак, а что думает по этому поводу товарищ Иванов? — со сталинским акцентом спросил Александр.

— Никогда не любил Эйнштейна, — хрумкая огурчиком, проговорил Алексей, — он мне на всех фотографиях язык показывает.

— Товарищ Иванов думает, что "время" — это очень тонкая плёнка, состоящая из мириадов слоёв, закрывающая от нас прошлое и каждая секунда ложится на этот лист очередным слоем. Как в фотошопе. Сколько можно положить слоёв в фотошопе? Правильно стопиццотмильонов и маленькую тележку. А фотография толще станет? Нет. Так и со временем. Человек научился протягивать руку вдоль этой плёнки. А тыкнуть в неё пальцем – пока не умеет, не догадался ещё. И это удивительно, ведь слои достаточно прозрачные. И человек может смотреть сквозь них. Наша память это и есть человеческий взгляд сквозь время. Это единственная подсказка для человека, данная ему природой. Но… пока никак. Никакой исторический документ не способен заглянуть сквозь время. Он только подсказка для памяти. И всё имеет свой предел прочности. Что мог сделать доисторический человек со скалой? А сейчас способен стереть её в пыль. Всё дело в технологиях.

— А ты, значит тыкнул? — Петров скривил губы.

— Случайно!

Иванов помолчал, потом усмехнулся: — Я ведь предполагал твой скептический тон, поэтому предлагал отправиться в путешествие. Вон у Алексея скептицизма поменее! — Иванов засмеялся, — теперь кроме Эйнштейна, Лёха не будет любить поляков.

— Да уж! — Сидоров в который раз провёл ладонью по макушке, — ах, гад, он же мне ещё "Пся крев" сказал! Попадись он мне сейчас!

— Это вряд ли, у него впереди Тучков, Багговут, да и казаки Карпова, да что я говорю, это было 200 лет назад.

— Кстати, а что за копия, как он туда попал?

— А это уже вторая часть марлезонского балета, а сейчас пошли греться.

Все отправились в парилку.

При дальнейшем повествовании Иванова Петров уже не задавал вопросов, а только озадаченно хмыкал. А Сидоров смотрел немигающим взглядом. Когда же на столе в мутном параллелепипеде проявилась початая бутылка водки, точная копия только что отсканированной старой, он и дышать перестал.

Иванов смотрел на них с пониманием. К этому нужно привыкнуть.

Идея заключалась в том, что хитрый приборчик сканировал предмет на всю глубину на атомарном уровне и записывал полную информацию на носитель простым кодом. Ну, не совсем простым и не совсем кодом, но на обычный винчестер. А не менее хитрый агрегат воспроизводил точную копию, используя имеющийся в наличии доступный материал. Самым доступным был воздух, поэтому предбанник выстудило в пару секунд.

Сидоров открыл дверь в парилку и подбросил поленьев в печку. Петров и Сидоров этого даже не заметили. Петров с опаской взял новорожденную бутылку, осторожно её открыл и понюхал горлышко.

Сидоров выдохнул: — Ну?

— Водка как водка, — Петров налил несколько капель на ладонь и растёр пальцами.

Иванов засмеялся, взял у него бутылку, разлил по стопочкам, взял свою, чокнул ею две другие и опрокинул в себя. Петров крякнул, взял свою стопочку и посмотрел на Сидорова. Сидоров взял свою стопочку правой рукой, чокнулся с Петровым, затем левой рукой перекрестился и выпил. Петров тоже выпил и закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Действительно, водка как водка. По плечу легонько похлопали: — Саня, ты живой? — Петров открыл глаза. Иванов и Сидоров смотрели на него с любопытством.

Александр поднял большой палец: — Во!

Николай поднялся.

— Давайте ребята, мыться и баиньки, завтра нас ждут великие дела.

Александр подскочил: — Что? На самом интересном месте?

Иванов показал ему окошко мобильника с циферблатом часов: — Видишь? Завтра с утра начинаем самое интересное. Дохлые вы мне не нужны. Вы нужны мне свеженькие аки агирки.

— Последний вопрос! — Петров набычился.

— Уговорил.

— Как копия попадает в прошлое и, черт побери, на какую глубину?

— Если соединить абрудар с повторителем, то копия получается не здесь, а там. А глубина? Хм… А сколько тебе надо для счастья?

Утром Петрова разбудил лай собак. Псы лаяли многозначительно, с чувством собственного достоинства, и было ощущение, что кто-то бьёт в большие барабаны.

В дверь заглянул Сидоров: — Рота подъём или рота не подъем?

— Подъём, подъём… — Александр встал и пошёл умываться.

На кухне уже был накрыт стол, Алексей резал хлеб.

Петров покрутил головой: — А Коля где?