— Ты хочешь сказать, что я не могу выйти в город со шпагой??!
Карл айн Тотенбург был вне себя. Мало того, что в вагонах второго класса ехало неожиданно много народа и когда они все вышли на перрон и двинулись к вокзалу, непривычный к такому людскому скоплению юноша чуть было не растерялся. Одинокий, посреди безликой массы, сжатой между двумя каменными заборами, отделявшими зону второго класса от первого и третьего… Он постоянно спотыкался, уворачивался от мужчин, женщин, чемоданов, сумок, мешков, тележек, собак… На собаке Карл задержался, ибо такой любопытной породы еще не встречал и тут же натыкаться начали на него. Окончательно взбеленило его слово «деревенщина», брошенное вполголоса кем-то достаточно осторожным, чтобы произнести оскорбление тихо и достаточно внимательным, чтобы увидеть шпагу.
Наконец Карл добрался до здания вокзала, нырнул под навес, проскочил здание насквозь. Он непременно прогулялся бы по зданию, разглядывая мраморные полы, лепнину на стенах и роспись потолков — на потолке мчались в неизвестность сквозь тьму, туман и пыль паровозы всех мастей — заглянул бы в маленькие окошечки, к которым стояли хвосты очередей… Но сейчас юноша был слишком разъярен и мечтал только об одном: поскорее покинуть эту обитель прогресса и выйти в город. И тут этот полицейский!
В графстве Айнштайн, откуда прибыл Карл, полицейских не водилось отроду, да и в столице Шнееланда они появились года два назад. Поэтому для юноши было в диковинку зрелище одетого в серое человека с деревянной дубинкой на боку. Особенно когда сие диво загородило ему дорогу.
— Прошу прощения, господин, но в Бранде не дозволяется открытое ношение оружия.
В первый момент Карл даже не понял, что ему сказали. Оружие? Какое оружие?
— Ваша шпага, господин, — полицейский смотрел как будто сквозь юноши.
Вот тут Карл и вспыхнул:
— Впервые слышу, чтобы ДВОРЯНАМ запрещали носить шпагу!
Полицейский вздохнул:
— Пункт сто семьдесят три главы четырнадцать городского устава города Бранд: «Не дозволяется открытое ношение любого оружия, будь то холодное либо огнестрельное, любым лицом независимо от подданства и сословия, за исключением тех случаев, когда таковое ношение обусловлено особенностями службы лица, носящего оружие, либо когда лицо, носящее оружие, получило на то личное королевское дозволение…»
Фраза прозвучала как давным-давно затверженная наизусть. Неудивительно: Карл был далеко не первым дворянчиком из захудалого баронства или герцогства, который кроме шпаги и гонора за душой не имел ничего. Полицейский Генрих Клаб повидал таких горячих юнцов прибывших в столицу с таким видом, как будто они получили приглашение от короля. Он с трудом сдержал зевок.
— Ты хочешь сказать, что в этом городишке запрещено носить оружие?!!
— Нет, господин… — Генрих с удовольствием сказал бы «Прекрати орать, щенок!», но руководство приказало быть вежливым. Забери чума этот вокзал, лучше уж патрулировать рабочие кварталы, чем улыбаться каждому дворянчику…
— …не запрещено, а «не дозволяется».
Забери чума заодно и того крючкотвора, который написал этот пункт. Если «запрещено» — значит, хватать, тащить и не пускать. А если «не дозволяется»? Что делать? Может, пальцем погрозить? Тем более, что суд всегда на стороне дворянства. Ну или того, кто больше платит. Что в таком случае делать бедному — в буквальном смысле слова — полицейскому, к тому же не обремененном гербом?
Только быть вежливым.
— Подпункт два пункта сто семьдесят три главы четырнадцать городского устава города Бранд гласит, что ношение шпаги в столице стоит пять серебряных талеров.
Вообще-то подпункт два звучал несколько иначе: тот, кто будет пойман носящим оружие, будет оштрафован на пять талеров. Но смысл-то один и тот же.
Карл, уже набравший воздуха для очередной гневной речи, медленно выдохнул. Если он продолжит спор, то будет выглядеть так, как будто у него просто нет таких денег. Лишних денег у него действительно нет, но Карл ни за что на свете в этом бы не признался.
Они с полицейским стояли у выхода с вокзала, из которого выливался поток приезжающих и растекался по мощеной булыжником площади. К черепичным навесам, поддерживаемых каменными столбами, подъезжали и отъезжали кареты и повозки.
— Кто подписал этот ваш устав? — вздернул подбородок Карл.
— Его величество король Вольфганг Третий, отец нашего благословенного короля Леопольда Седьмого.
Читать дальше