Константин Костин - День после смерти

Несмотря на благородное происхождение, Талагия не любила пышных заведений. Все эти термы, званые пиры… баронесса не принимала их. Или, наоборот – они не принимали воительницу? В Империи Церетта царил жесткий патриархат, в котором женщину воспринимали исключительно, как предмет интерьера. Предмет, полезный на кухне, в спальне или детской. Или как красивую игрушку, которой можно похвастать. А уж если супруга более древнего и знатного рода, нежели муж, а случалось такое нередко – это давало веские основания смотреть на других баронов свысока, брезгливо сморщив нос. Ой, да кто ты такой, Завгарий лю Матогра, когда у меня, Траутия лю Ленха, жена из лю Гионов? Пошел вон, рвань!

Равные не принимали Талагию за равную. Посланница особых поручений вызывала у знати, как минимум – настороженность. Как максимум – нескрываемую неприязнь. Люди боялись того, чего не понимали… про даму еще и ходили слухи, что она не чурается колдовства! В прежние времена девушку сожгли бы на костре, а после – устроили суд, который, может, и оправдал бы баронессу, да поздно. Фактически, воительница жила лишь властью Триумвирата, пред которым трепетал даже Магистерий. Все по той же причине – волшебники не понимали истоков могущества Триумвиров. И боялись их. Только колдуны подходили к страху более осмотрительно – осторожничали. Втянули когти и ходили перед правителями на задних лапках, плетя козни во снах и мечтах.

Так что успешное завершение очередной миссии – убийства… нет, как-то плохо звучит… устранение речного тролля – так лучше, дама праздновала в "Ржавой подкове", кабаке в ремесленном квартале Матогры. Сам город располагался на юге-востоке Империи, неподалеку от Ротаргадских гор – владений гномов, и Бескрайних равнин – родины карликов, и нет ничего удивительного, что в кабаке хватало как тех, так других.

Трактир, в целом, неплох. Пиво в меру кислое. Тараканы с потолка не сыплются в тарелку, как тополиный пух в начале лета. И готовят вполне съедобно! Одно раздражало – волынка. Поскольку львиная доля посетителей приходилась именно на гномов, чьим народным музыкальным инструментом и была волынка, то неудивительно, что этот противный, назойливый писк никак не умолкал! Откуда столько силы в легких бородатого музыканта? Непонятно! Он заканчивал одну мелодию, вливал в себя кружку пойла, и сразу начинал другую. Артисту вторили еще двое – скрипач и флейтист. И, чем громче разговаривали посетители, чтобы расслышать хоть что-то, тем громче играли музыканты, недовольные тем, что свои бренные беседы гости предпочитают высокому искусству.

– Эля! – хлопнула Талагия по стойке.

Корчмарь, самый типичный, как и большинство трактирщиков – средних лет, чуть полноват, с глазами, в которых светилась мудрость веков, что-то вроде "ну-ну… и таких видали", в застиранном фартуке, молча взял кружку, нацедил ее доверху, открыв краник бочки, и вернул посетительнице. Баронесса сделала глоток. Вот же собака! Как и любой представитель своей профессии, корчмарь талантливо налил половину пены! Впрочем, девушка слишком устала, сражаясь с троллем, и находилась в слишком хорошем расположении духа, чтобы устраивать склоку из-за такого пустяка. К тому же, платить она все равно не собиралась…

Что еще нравилось легату – в таких заведениях, средней руки, никто из мужчин не пытался показать свое превосходство над слабым полом. Указать ее место. Да, она была дамой, но она была дамой! Знатное происхождение выдавало себя с головой: тонкие черты лица, точеная фигурка, не обезображенная даже одеждой мужского фасона. Простолюдинка в ее возрасте давно бы располнела – как от тяжелой работы, так и от неоднократных родов. Да и кто позволит крестьянке или мещанке шастать с мечом на поясе?

Если кто-то там что-то себе и думал, то предпочитал помалкивать. Стать короче на голову никому не улыбалось.

После третьей кружки эля звуки волынки уже не казались Талагии столь противными. Была в них какая-то особая тягучая прелесть, погружающая голову в сладкое успокоение… или просто музыкант начал уставать и дудел не в полную силу?

Посетителей в "Ржавой подкове" добавилось. Дым от трубок опускался все ниже, уже касаясь черных кудрей странствующей воительницы. Пьяные голоса звучали все громче…

– А вот у нас, в горах… – воскликнул кто-то.

Низкий, с легкой хрипотой, голос явно принадлежал гному. И обладатель его явно перебрал.

Девушка удивленно обернулась. Накатившую было сонливость как рукой сняло.