Константин Костин - День после смерти

Безобразничал степной карлик. Необычайно рослый карлик. Как есть – его мамка с огром согрешила. Крупный, свернутый набок, нос, мазок краски на лбу, килт с бурыми пятнами и куски глины в бороде с заметным медным отливом. Похоже, гном трудился в гончарной мастерской. А руки… такими ручищами быка надвое разорвать можно! Обычно степные карлики помельче своих горных собратьев, но этот превосходил детей пещер минимум на полголовы. Видать, оттого и хорохорился перед всеми.

– У нас в горах! – вновь произнес бородач.

Талагия усмехнулась. Какие там у вас, в равнинах, горы? Так – холмики.

Степные и горные карлики издревле… вот тут сложно подобрать точное слово. Не то, чтобы враждовали друг с другом. Но и простой неприязнью из отношения назвать трудно. Были между двумя братскими народами определенные трения. Горные гномы, искусные кузнецы, непревзойденные мастера ювелирного дела, талантливые механики, задирали нос перед степными. Вдобавок размером они были покрупнее… да и побогаче – тоже.

Жители прерий, в свою очередь, изо всех сил пытались доказать, что ничуть не хуже обитателей пещер. И, как гончарам, им не было равных! Однако, даже король Судлакамштин, повелитель равнин, не обладал и половиной богатства самого захудалого горного барона.

– У нас в горах! – угрожающе повторил карлик.

Что там у них в горах – он, поди и сам не знал. Да и не хотел знать. Просто хотел отметить, что у них, там, в степях, тоже есть горы. И эти горы – о-го-го какие! Не чета Ротаргадским горам! Позлить пещерных выскочек.

Гномы нерешительно переглядывались. Если б кричал обычный степной карлик – ему бы всем скопом выдергивали бороду по одному волоску, а тут как-то не с руки. Великоват, зараза! Навалятся всей кучей – конечно, сомнут наглеца, но первые, несомненно, огребут по полной. А потому быть первым никто не горел желанием. Крепкая, коренастая фигура, с лапами, как у медведя, заставляла вспомнить о том, что все гномы – братья, сотворенные одним Всеотцом и принять эту простую истину.

Бородач же, наоборот – нарочно нарывался на драку. Есть такие отдельные личности, что, приняв на грудь, непременно хотят помахать кулаками. Для них без хорошей драки и отдых – не отдых.

Свара баронессе была абсолютно не нужна. Набегалась за сегодня. Умаялась. Гномы, что степные, что горные, оставаясь верными древней традиции, носили килты, и пьяная склока, в которой непременно замелькают волосатые промежности карликов – не то зрелище, что будет приятно благородной даме. Приснится потом еще…

– Вот в наших-то горах… – разочарованно протянул балагур.

Он начал догадываться, что спровоцировать кулачный бой вряд ли удастся. Девушка облегченно вздохнула. Представление отменяется. Трактирщик, застывший в напряжении, сверлящий взглядом пьяницу, яростно протирая фартуком кружку, словно хотел проделать в ней дыру насквозь, тоже расслабился. Меньше драк в кабаке – больше целой посуды и мебели.

– Ой, в ваших горах, – хохотнул кто-то. – Какие там у вас горы?!

Воцарилась тишина. Даже волынка захлебнулась на половине ноты. Все удивленно уставились на безумца.

Возразить здоровяку осмелился единственный гном, с бородой, заплетенной тремя косами, перстнями тончайшей работы и килте в сине-зеленую клетку с вышитыми золотыми нитками, в каждой зеленой клетке, скрещенными киркой и молотом, обвязанными баронской цепью, в сапогах с серебряными пряжками. Этот тоже был изрядно пьян, еще и знатного рода… не, точно не отступит. Побоища не миновать. Многие, в основном – люди, попятились к выходу. Людям тут делать нечего, это не их битва. Пусть бородатые сами квасят носы друг другу.

– У нас горы… – растерялся забияка.

Если он что-то и хотел сказать про Великие Горы не менее Великих Равнин, то, потеряв надежду спровоцировать конфликт, благополучно забыл. А то и вовсе не хотел ничего сказать – так далеко план карлика не заходил.

– Да у нас такие горы! Всем горам горы! – выпалил бородач на одном дыхании.

Тишина, и без того гробовая, превратилась в совсем мертвецкую. Замерла даже капля, повисшая на подтекающем кранике пивной бочке, не решаясь нарушить молчание. А пламя свечей вытянулось в струнку, прекратив свой танец. Повисло такое напряжение – хоть ножом режь.

Горный гном хмыкнул и, нарочито громко глотая, допил свой эль, давая дебоширу время осознать ошибку и извиниться.

– Госпожа! – прошептал трактирщик, перегнувшись через стойку к Талагии. – Госпожа, сделайте что-нибудь! Эти бесы бородатые все мне тут разнесут!