Андрей Посняков - Красный Барон

— А вот врешь! — побагровев, неожиданно заверещал боцман. — Чего это ты тут раскомандовался? Не слушайте его, ребята! Теперь я — ваш капитан, а своих обещаний я не забываю. Обещал ром — пожалуйста, обещал девку — берите… Она сейчас как раз в каюте этого типа, — с гнусной ухмылкой Гильермо кивнул на Громова. — Он с ней один забавляется, а мне… мне ничего для вас не жалко, такой уж я человек! Идите, берите девку, а этого… этого я лично выброшу за борт! А ну прыгай, тварь! Не хочешь? Тогда умри!

С этими словами боцман выхватил из-за пояса тесак и, грозно размахивая им, подскочил к низложенному капитану, имея явное намерение проткнуть тому грудь… Однако не на того нарвался — уроки месье Кавузака прошли вовсе не зря. Да, они обошлись недешево… но и дорогого стоили.

Чуть уклонившись в сторону, Громов насадил разъяренного боцмана на острие шпаги, легко и изящно, как ботаник — на иголку жука.

Хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, несостоявшийся пиратский вожак мешком повалился на палубу, Андрей едва успел выдернуть из толстого брюха клинок — жалко было ломать, шпага добрая.

Вытащил, взмахнул — полетели вокруг мелкие брызги крови:

— Ну кто еще?

Матросы опасливо попятились, лишь хитрый шкипер Хименес все так же возился с сектантом, ни во что особо не ввязываясь.

Снова наступила гнетущая тишина, лишь слышно было, как поскрипывают снасти. И в этот момент из капитанской каюты донесся выстрел!

Потом — почти сразу — еще… и еще…

— За мной!

Обернувшись, Громов махнул шпагой своим и со всех ног бросился к каюте, едва не споткнувшись о валявшиеся перед распахнутой дверью трупы. Одному снесло полбашки, разметав по коридору мозги, другому разворотило грудь, из страшной кровавой раны торчали белые ребра, третий… на третьего лейтенант не взглянул, услыхав тоненький напряженный голос:

— А ну не входить! Выстрелю!

— Спокойно, Аньеза, свои.

Вбежав в каюту, Громов едва не расхохотался, увидев рядком уложенные на столе мушкеты — иначе б как же девчоночка смогла их удержать?

— Я смотрю, ты тут даром времени не теряла. Отдачей не ушибло?

— Ушибло, — кивнула девушка. — Плечо очень болит, вон…

Она приспустила рубашку, и Громов ахнул, увидев огромный синяк, расплывавшийся на правом плечике Аньезы синей бесформенной кляксой.

— Ничего, девочка, главное — сама жива. Ага! Вот и наши!

В каюту, один за другим, вбежали оставшиеся соратники Андрея — Каменщик, Деревенщина, Мартин… Не хватало лишь Головешки Сильвио — но он сделал свой выбор.

— Быстро заряжайте мушкеты, — распорядился Громов, подходя к распахнутому окну. — Чуток негодяев подержим и уйдем без проблем. Слава богу, они забыли поднять на борт шлюпку.

— Они не забыли, — оторвался от мушкета Мартин. — Это шкипер приказал оставить шлюпку на привязи, я сам слышал. А боцман-то был против!

— Значит, шкипер… — Андрей ухмыльнулся. — Я всегда знал, что сеньор Хименес очень умный и расчетливый человек. Добился всего, чего хотел — получил и корабль, и команду, убрав сразу двух опасных конкурентов — боцмана и меня… Или у вас есть сомнения, кто будет здесь капитаном? Что ж, тем лучше! Скорее в шлюпку, друзья! Думаю, преследовать нас никто не станет.

Громов как в воду глядел — никаких действий против беглецов не предприняли: дали спокойно перебраться по канату в шлюпку, даже пару мушкетов с собой прихватить никто не препятствовал. А зачем? Капитан Альфонсо Хименес и так получал все, что хотел.

Дружно навалившись на весла, беглецы направили лодку к берегу, время от времени оглядываясь на казавшуюся непомерно высокой корму «Святой Эсмеральды». Серебряная луна, отражаясь в черной спокойной воде, безразлично взирала на бриг и плывущую к берегу шлюпку. Светало.

До наступления темноты путники успели пройти на север километров пятнадцать, больше просто не вышло — по пути отдыхали, охотились, даже как-то выкупались в ручье, и у подобного же ручья заночевали.

А утром обнаружили выставленного часового — Мартина, ему выпала очередь — лежащим связанным у догорающего костра! Мало того, рядом с ним, на корточках, сидел плечистый индеец в кожаных леггинсах, мокасинах и в украшенной бахромой оленьей куртке. Прическу его украшали перья какой-то птицы, а бесстрастная физиономия напоминала лицо югославского актера Гойко Митича — ну кого же еще-то?

Никаких враждебных действий незваный гость не предпринимал, просто сидел да ворошил длинным прутом угли.