Владимир Лошаченко: Белый тигр

— Вот где наши сабельки пригодились бы — горевал Семен.

— Ай, будут тебе сабельки, дай срок.

Всех гансов собрали в штабе — связали естественно. Начали с тыловика, лысого майора с рыжей щетиной на морде, сходили с ним на авто-склад, находящийся в одном из кунгов мощного грузовика. Выбрали по комбезу самых больших размеров, да прихватили по полному офицерскому обмундированию, с сапогами.

Отмывшись в летнем душе, переоделись, затем взялись за остальных пленников — с каждым из них беседовали отдельно.

Худощавый капитан — начальник канцелярии выписал нам по офицерскому удостоверению и выдал командировочное на неделю. Также вытрясли из него фотоаппарат со вспышкой. Оберст Рауш — командир полка под нашим нажимом сдал штабные карты с кассой в десять тысяч рейхсмарок.

В брезентовый мешок сложили офицерские удостоверения — карты пересняли на пленку, зачем лишнюю бумагу таскать.

Я забрал начальника связи — лейтенанта Шульца и при выходе сказал Семену:

— Кончай всех, жду на улице.

В штабе послышались приглушенные хлопки, затем выскочил Скуратов, таща мешок с документами.

Я ткнул немца в плечо — двигай в радиорубку, шнель.

Радиостанция располагалась в кунге «бюссинга» — немец постучал в дверцу, она открылась и показалась заспанная крысиная мордочка ефрейтора. АПС в моей руке чуть слышно хлопнул, у крысеныша в переносице появилась дырка — он упал к нашим ногам.

Лейтенант Шульц побледнел:

— Не боись, немец, может жив останешься, от тебя зависит.

Втроем забрались в передвижную радиостанцию, техника у немцев на уровне, хотя у наших тоже есть, но почему-то только в опытных образцах. В армии пока такого не наблюдается, вот что хреново. По моему приказу, немец настраивал передатчик на определенную волну.

Я рассчитывал, что радиослужбы НКВД прочесывают эфир днем и ночью и мое обращение открытым текстом, засекут всяко разно. Пленник доложил — можно выходить в эфир.

Я взял микрофон и коротенько озвучил наши достижения.

— Внимание, внимание — говорит Хан. — Я обращаюсь к Судоплатову Павлу Анатольевичу. Мной и группой товарищей в 2 часа 30 минут 28 августа 1941 года уничтожен 2-й танковый полк, 7-й дивизии 3-й танковой армии, переброшенный из Франции в Белоруссию, на станцию Орша. Личный состав полка и вспомогательные части в количестве тысячи ста двадцати человек ликвидированы, сожжено шестьдесят четыре танка, тридцать автозаправщиков, двадцать мотоциклов, минометы, пулеметы и пять противотанковых орудий. На достигнутом не остановимся, ждите наших сообщений, Павел Анатольевич. До свидания, Хан со товарищами.

— Семен, привяжи хорошенько сего гаврика и пошли уничтожать фрицевское имущество.

В начале, мы выбрали себе средство передвижения в мотострелковым батальоне — легкобронированный автомобиль разведки, с четырьмя ведущими колесами и пулеметом MG34.

Нашли полные наливники — я уселся за руль — Скуратов оседлал цистерну со шлангом в руках. Я ездил между танками, а Семен поливал их синтетическим бензином, затем сменили машину и занялись другими подразделениями. Горело хорошо, мы поснимали друг друга, зафиксировали так сказать сам факт.

Уже при отъезде на немецкой таратайке ослышались взрывы — бах, бах — рвались боеукладки в танках. Затем звук раздираемой материи, — тррах — пулеметные патроны, через полкилометра рвануло так, думал нашу машинешку перевернет — бахнул склад боеприпасов.

Подскочили к Pz-III — будем прощаться.

— Кремер, твоего полка больше нет и мой тебе совет — сдайся в плен, целей будешь. — Адольф допустил в своей жизни одну фатальную ошибку — напал на Советский Союз. — В мае сорок пятого Германия капитулирует, а Гитлер покончит собой, так что соображай.

Мы связали ему только руки — при большом желании развяжется.

Пока ехали на восточную окраину станции, дорогу нам освещало пламя огромного пожара за спиной.

— Неплохо мы приложили фрицев, фейсом о тэйбл, ой етит твою двадцать, опять блевать потянуло — за дорогу четвертый раз останавливаемся. — То Семен, то я травим, ну дак после такой резни, понятное дело.

По большой дуге, обогнув Оршу, выехали на окраину. Высмотрели солидный дом с большим сараем под машину, разбудили хозяйку — молодицу лет двадцати. На ломаном русском языке объяснили — встанем на постой дня на четыре. Она безропотно выделила большую комнату с отдельным входом, двумя пышными кроватями, с горой подушек и огромным платяным шкафом. Посреди комнаты стоял стол, покрытый белой скатертью с красивой вышивкой — убранство комнаты, я разглядел утром, а ночью мы рухнули спать.