Сергей Шкенев: Заградотряд Его Величества. "Развалинами Лондона удовлетворен!"

- Неужели..?

- Точно так. Испытание первого в мире и пока единственного поезда, приводимого в движение пароходным механизмом. Я стар для новшеств, а вас благословляю. Торжественное богослужение и освящение состоится в полдень, так что попрошу не опаздывать, - архиепископ немного помолчал и добавил. - Даже немного завидую... сорок вёрст в час, аки птицы на крыльях! В самом скором времени и до Парижа можно будет доехать быстрее, чем до Костромы.

- Да что нам тот Париж, - хмыкнул отец Михаил.

- Ну да, вам же и Лондон приходилось видеть. Меня вот господь не сподобил.

- Там и смотреть уже не на что. Развалины как развалины, ничего интересного. Вот когда Эдинбург брали...

- Читал заметки Его Высокопревосходительства князя Державина. Оно так и было?

- Конечно же нет! Ну кто в газетах пишет правду? Разве они для того предназначены?

- А как на самом деле?

Отец Михаил поудобнее устроился в кресле и бросил взгляд на часы. Время позволяло.

- Там много что интересного случилось. А начиналось всё в Нормандии и Бретани...

Лето 1808 года.

Есть люди любящие море, и есть ненавидящие его от всей души. И если первые не могут представить себе жизни без хлопающих парусов над головой, свиста ветра в снастях, и качающейся под ногами палубы, то вторые бледнеют при воспоминаниях о невероятных трудностях и лишениях водных путешествий. Море же равнодушно и к тем и другим. Сегодня оно с ласковой улыбкой доброй матери качает на груди храбрецов, бросающих вызов пучине и расстояниям, а завтра отправляет их на дно, оставляя цепляющихся за обломки мачт и досок трусов. Или топит всех без разбора и следа. Но не от злости... от безразличия к судьбам. Какое дело вечному океану до плавающих по поверхности насекомых существ?

Иногда море пресыщалось или брезговало жертвами, и тогда волны выбрасывали отторгнутое на берег, возвращая земле излишки. Куски просмоленного дерева, спутанные обрывки сетей... и то, что когда-то было людьми.

Лишь чайки радовались дармовому угощению. Чайки, пожалуй, самые многочисленные обитатели побережья, и кроме них давно уже не встретишь здесь иной живой души. Революция, тогда ещё не получившая громкое имя "Великой французской революции", и последовавшие за ней события способствовали запустению - парижане твёрдой рукой приводили Францию к свободе, равенству и братству. Мёртвый человек - свободный человек! И самый безопасный для равенства и братства.

Потом власть переменилась, и Великий император крепко взнуздал генералов-башмачников и прочих полководцев-булочников, направив их энергию на завоевание жизненного пространства. И замаршировали батальоны по египетским пустыням, швейцарским горам и итальянским равнинам. Императору слава! Франции слава! И безымянные могилы для вчерашних бретонских рыбаков и нормандских крестьян по всей Европе. А сколько таких появилось во время Восточного похода? Да кто знает... а хмурые русские медведи в своих лесах может и ответили бы, но нет больше желающих спрашивать.

Но с недавних пор пустынное побережье чуть ли не от Бреста и до самого Кале ожило - Наполеон решился на высадку в Англию. То, о чём столько мечтал и к чему долго готовился Император всех французов, вот-вот свершится! Или это дружеские штыки союзных русских дивизий упираются в спину, понукая к исполнению планов по десантированию на туманные берега извечного противника?

Может быть и так - зелёные мундиры мелькают тут и там, не давая забыть об обязательствах. Русская пехота и казаки присматривают за погрузкой, прикладами и ножнами подгоняя потерявших былой энтузиазм французов к сходням голландских и датских кораблей. Они же несут охрану армейских магазинов с ружьями и порохом - те поплывут в Англию отдельно, и лишь там попадут в руки доблестных наполеоновских солдат. Перед боем, если таковой случится. Многих из-за этого посещало острое чувство узнавания ситуации, только тогда оружие прятали под замками от отребья из Неаполитанского королевства.

- Генерал Тучков нам не доверяет, - жаловался Наполеон своим адъютантам, говорившим на французском языке с правильным парижским выговором, но с едва уловимым акцентом. - Его превосходительство не хочет понимать, что моя армия уже не сможет повернуть назад. Я не только про Англию, господа! Я о том, что французский солдат никогда не захочет воевать с Россией, и детям своим заповедает.

Пожилой капитан со значками щита и меча на васильковых петлицах вежливо улыбнулся: