Радик Соколов - Наездник

Если бы не крохотное окно, смотревшее на пустырь, каморку в которой жил Паша можно было бы смело именовать стенным шкафом. Здесь с трудом помещались коротенький старый диванчик на котором три года назад скончалась одинокая древняя старуха, жившая по соседству и промучившаяся долгие годы от обширного инсульта, письменный стол — сооруженный из куска толстой фанеры, положенной на боковины из досок. На стене висела полочка с книгами и старыми тетрадками. Роль шкафа выполняла доска с набитыми на нее разномастными крючками. В самом углу притулился уже пыльный мольберт. Впрочем, одно преимущество у комнатки было. Воздух здесь был всегда свежий из-за огромного количества щелей пронизавших дощатые стены постройки, зато, когда по утрам в окошко заглядывало солнце, комната преображалась и напоминала жилую.

Еще год назад он жил в городе-спутнике, но после трагической гибели матери вынужден был переехать сюда, в рабочий пригород, который почти в день основания обзавелся целым букетом криминальных групп как правило сколоченных по местечковому признаку. Сейчас они настолько тесно переплелись, что стали интернациональными. Огромное количество агрессивной неустроенной молодежи служили питательной средой для процветания многочисленных банд. И все-же даже среди этой братии были свои чемпионы — наркоторговцы. Они в последний десяток лет практически подмяли под себя весь район, хотя их деятельность оставалась невидимой для большинства обывателей, даже не подозревающих о существовании этого страшного мира и отдававших предпочтение суррогатному алкоголю.

Тетка, нежданная опекунша, получив наследство вошла в штопор и буквально за несколько месяцев растратила все полученное после продажи домика и даже умудрилась залезть в долги. Она как всякая местная разведенка, была свободной гетерой, находящейся в беспрерывном поиске спутника жизни. И хотя каждый день прихорашивалась, но характерную помятость и синеву спрятать было весьма затруднительно. Домашний халат ее был весь в коричнево-желтых пятнах, не поддающихся никакой Асе, пуговицы броско различались по цвету и размеру, а вместо двух висели одни только ниточки.

Работала она, до последнего крутого пике, в колбасном отделе престижного продовольственного магазина, однако, от перепоя ее стали одолевать страшные мысли о засилье в стране проклятых либерастов. Ежедневно подпитывая ненависть об этом твердили по телевизору. Так надо проучить их. Наконец, в алкогольном бреду она решилась на патриотический подвиг и распихала в самую дорогую готовую продукцию таблетки просроченного слабительного. Страшная месть не удалась. Вложения слишком бросались в глаза, и подозрительные враги отечества не спешили расхватывать приманку.

С работы ее не уволили чудом, но понизили в должности до уборщицы. Теперь она тужилась, возгоняя собственное кровяное давление, в поисках виновного в случившемся.

Из-за неплотно прикрытой двери образовался сквознячок легко шевеливший марлевые занавески. За окном тем временем все больше и больше рассветало и наконец, свет полностью затопил крохотную комнатушку. День обещал быть солнечным и ярким. Павлик пытался укрыться от прокравшегося солнечного луча, проскользнувшего сквозь прохудившуюся штору, заворочался и распахнул глаза.

Сквозь фанерную дверь и тонкие стены, в комнату уже притопали звуки пробудившегося дома.

Тетка возилась в кухне. Мерзким звуком свистнул закипающий чайник, заворчал жир на сковородке. Видно, тетка жарит свою любимую вонючую требуху с картошкой. Из-за тухло-специфического запаха накатила тошнота. К горлу подступил противный, колючий комок.

Шатов лежал с открытыми глазами и думал.

— Только бы сегодня не приперлась, а то опять начнет нудить о своей бедности. — Если сразу после переезда, ему страшно было оставаться наедине со своими мыслями одному, то теперь общество тетки все больше раздражало. — Притащится и обязательно испортит весь день своим унылым видом. На душе и так мерзко. — Старенький телефон пытался гудением напомнить о том, что уже пора вставать, а тетка, к счастью, так и не вошла. Паша взглянул на дисплей. Минут через пятнадцать родственница уйдет и можно будет выходить.

Вдруг за дверью послышался грохот, ругань. Опекунша споткнулась о сброшенные ей же в центре коридорчика сапоги. Дверь открылась и в комнату вломилось сильно помятое мрачное как грозовая туча широкое женское лицо, сидевшее на морщинистой шее, изогнувшейся за последнюю ночь сверх всякой меры и похоже собиравшейся надолго остаться в этом положении. Вместе с нею в комнату проник и непередаваемый противно-кислый запах, намертво связанный с теткой и от которого, казалось, невозможно избавиться никакими гигиеническими процедурами.

Читать дальше