Владимир Свержин: Образ гордой дамы

Надин Турчин взвесила в руке револьвер. Шестизарядный «Лефоше» был подарен мужем в первые дни войны. Как сказал он тогда: «Война не время для безоружных». Совсем недавно, потрясая этим изящным оружием, она повела в бой иллинойцев на позиции южан. В тот день ее милый Иван лежал в палатке с приступом малярии. А не бросься они тогда в атаку, полк был бы окружен и разбит. Правда, стрелять из этого револьвера Надин так и не довелось. Муж предупреждал, что при неумелом обращении рывок после выстрела может повредить запястье. Обещал научить стрелять, однако не успел. Но ведь, по сути, вовсе не дело ей, врачу, палить в живых людей. Она должна лечить раны, а не наносить их!

Могла ли подумать фрейлина двора его величества, княжна Надин Львова, что когда-то помчится верхом на горячем скакуне впереди настоящего полка, и тысяча вооруженных мужчин беззаветно последуют за ней, как некогда французы за своей Жанной д 'Арк?! Впрочем, с таким мужем следовало ожидать чего угодно.

Когда по приезде в Санкт-Петербург Василий Иванович Турчанинов остановился в доме сослуживца, а заодно и брата Надин, князя Львова, она сразу поняла, что людей, подобных ему, пожалуй, более не сыскать. Кто знает, как бы сложилась ее жизнь, и какова была бы участь, когда б не ближайшая подруга, княжна Александра Долгорукова. При дворе юные фрейлины были неразлучны. Однако миловидная Надин как-то терялась в тени блистательной красавицы Александры. Можно ли было удивляться, что герой ее грез выбрал именно Долгорукову? Надин рыдала в подушку, но не обмолвилась ни словом, не подала виду, сколь больно ей невнимание Ивана Васильевича.

Но в тот вечер, когда вернувшийся с Крымской войны полковник Турчанинов, словно безумный, вбежал в дом ее брата и, оттолкнув лакеев, бросился в свою комнату, сердце подсказало ей, позабыв о приличиях, кинуться ему вслед. Она подоспела вовремя: Иван Васильевич уже взвел курок пистолета, и в дальнейших его намерениях не было ни малейших сомнений. Ее отчаянный крик остановил руку Турчанинова. Она не помнила, что говорила ему той ночью, не могла вспомнить, что говорил ей он. Это был какой-то взаимный бред, слезы, объятия.

Поутру полковник Турчанинов отправился испросить отпуск для излечения от ран. Вечером они венчались в Преображенском соборе, а еще через пару дней покинули Россию. Как представлялось ей тогда, на год. Очень скоро судьба забросила их на другой берег океана, где тысячи таких же исторгнутых собственным отечеством людей искали новой жизни. Для Турчаниновых это было нелегкое испытание, но его, как и все прочие, обожаемый Иван Васильевич, или Джон Бэзил Турчин, как он звался теперь, выдержал с честью. И она вместе с ним.

Он был фермером, проводил геодезическую съемку береговой линии Соединенных Штатов, разрабатывал проект прокладки телеграфного кабеля между Америкой и Европой, работал инженером на Иллинойской железной дороге, она училась на врача. Там, в правлении железной дороги, Иван Васильевич познакомился с молодым юрисконсультом по имени Авраам Линкольн. Очень скоро они стали добрыми приятелями. Джон Турчин принимал активнейшее участие в предвыборной кампании своего друга Эба Линкольна…

Надин сдвинула брови. «Хорошо бы президенту сегодня вспомнить о тех замечательных днях». Она открыла ящик комода и старательно выгребла оттуда все их сбережения: золотые червонцы, британские гинеи – все, что могло чего-то стоить в сравнении с разрисованным бумажным мусором – северо-американскими долларами.

Что бы ни случилось, ее Ванечку нельзя отдавать южанам! Взять живьем Русского Зверя – для них слишком много чести!

Надин спрятала в муфту револьвер, взяла деньги и решительным шагом направилась к двери.

По улице галопом пронеслась конная батарея.

– Быстрей! Быстрей! – подгонял пропахших дымом канониров молоденький капитан с обвисшими усами на бледном усталом лице.

Взрыв грохнувшей перед мчавшей вперед упряжкой взметнул к небу комья земли и осколки железа. Одна из упряжных лошадей завалилась набок, оглашая улицу жалобным ржанием. Из раны в ее груди хлестала кровь. Надин не стала глядеть, что будет дальше, и быстро зашагала по улице к гарнизонной гауптвахте, где, в ожидании суда, содержался полковник Джон Бэзил Турчин. За год войны она вдосталь насмотрелась на раны, кровь, наслушалась криков и предсмертного шепота.

Ванечка называл ее «талисманом счастья» и всегда держал подле себя. Даже приняв под командование 19-й Иллинойский полк, назначил управлять госпиталем, вопреки правилам, запрещавшим присутствие женщин в воинских частях. Теперь это ему вменялось в вину! Как и то, что он вместо того, чтобы возвращать беглых рабов их прежним хозяевам, брал их на службу; и то, что он перестал выплачивать компенсации южанам за взятые у них фураж и продовольствие; ну и, конечно же, злополучный штурм Афин.