Николай Томан - Неизвестная земля

- Прости, дорогуша, что я к тебе без телефонного звонка, - гудит он. Но я ненадолго - за одной справочкой. Знаю, что ты человек эрудированный, потому прямо к тебе. Можно было бы, конечно, и к Фрегатову или к кому-нибудь из ученой братии, но те могут еще и высмеять за невежество...

- За невежество и я, пожалуй... - хмурится Алексей, недолюбливающий Омегина за его бесцеремонность в обращении со своими коллегами по жанру и тот глубокомысленный туман в его произведениях, который очень часто отдает "развесистой клюквой".

- Да, может быть, и ты тоже, - торопливо перебивает его Омегин. Пожалуй, даже и стоит... Но ты же не пойдешь потом всем трепаться, как Фрегатов, что Омегин лапоть и неуч? Я же тебя знаю, ты человек деликатный, а Фрегатов так даже анекдоты сочиняет о моем якобы невежестве...

- Ну, хорошо, давай все-таки ближе к делу, - останавливает его Алексей.

Но Омегин уже ходит вдоль многочисленных полок библиотеки Василия Васильевича, удивленно посвистывая.

- Ну и библиотечище! И все научные. А научной фантастики не держите, значит?

- Это отцовские, - недовольно отвечает Алексей. - Он не держит.

Видя, что Алексей хмурится все больше, Омегин переходит, наконец, к цели своего прихода.

- Вот ты очень горячо выступал вчера по поводу постоянства скорости света. Я, конечно, знаю, что это одна из физических констант, но мне всегда казалось, что есть в этом какой-то элемент метафизики. Потому я и позволяю своим космонавтам летать с суперсветовыми скоростями. А вот сегодня в одном научно-популярном журнале прочел, будто и современной наукой ставится эта константа под сомнение. Что ты на это скажешь? Мне ведь это очень важно для моего нового романа.

- Я не знаю, какими данными располагает редакция почтенного журнала, ставя под сомнение эту константу, но вот что говорит по этому поводу такой всемирно известный ученый, как Макс Борн.

Алексей берет с полки книгу "Физика в жизни моего поколения" и читает:

- "Теория относительности утверждает, что не только скорость света одна и та же для всех движущихся относительно друг друга наблюдателей, но не существует никакого другого более быстрого средства для передачи сигналов. Это утверждение является дерзостью - откуда можно знать, не перешагнет ли будущее исследование эти границы? На это можно ответить: развитая из этого предположения система физики свободна от внутренних противоречий. Ее законы автоматически предсказывают, что никакому телу и никакой групповой волне, с помощью которых можно было бы передавать сигналы, нельзя придать скорость, большую скорости света... И это утверждение опять-таки подтверждено многочисленными точными экспериментами".

Внимательно выслушав мнение Борна, Сидор Омегин неопределенно пожимает плечами. На крупном, мясистом лице его явная неудовлетворенность.

- Не убеждает? - не скрывая иронии, спрашивает его Алексей Русин.

- Да, не очень. Это я и без Борна знал. К тому же сам Борн теоретик старой школы.

- А Фок?

- Какой Фок?

- Наш академик Фок какой, по-твоему, школы?

- Ну, Фок, конечно, другое дело. А что, он тоже?..

- Да, утверждает то же самое. В одной из своих последних статей он написал: "При приближении скорости тела к скорости света масса тела неограниченно возрастает; вследствие этого ни одно материальное тело ни в одной системе не может достичь скорости света".

- Ну ладно, спасибо за консультацию, - не очень довольно произносит Омегин. - Значит, эта догма пока еще нерушима для наших академиков? Однако в наших молодежных научно-популярных журналах мыслят, видимо, прогрессивнее... И, знаешь, я все-таки на них буду ориентироваться и не стану переделывать своего романа.

- Делай как знаешь...

- Да, и вот еще что чуть не забыл тебе сказать, - спохватывается Сидор, собираясь уже уходить. - Я сосватал тебя вчера одному иностранному журналисту.

- То есть как это - сосватал? - удивляется Алексей Русин.

- Порекомендовал ему к тебе обратиться. Когда ты ушел вчера из Дома литераторов, к нам привел его кто-то из комиссии по иностранной литературе. Представил как корреспондента американского научно-популярного журнала. Он, оказывается, проявляет интерес к нашим фантастам. А конкретно - к пишущим о тайнах земного ядра. Я и назвал ему тебя. Так что он может позвонить или даже зайти к тебе. Очень энергичный джентльмен. Фамилия его Диббль, Джордж Диббль.

- Ты оказал мне ту услугу... - хмурится Алексей. - И не очень понятно: с чего это вдруг у американского журналиста интерес к такой теме?