Эдмонд Гамильтон - Луна Небытия

— Тогда получается, что через те слои похороненной унаследованной памяти можно отправиться в глубину веков? — воскликнул Курт. — И как далеко назад?

— Очень далеко, — ответил Коннур. — В прошлое, в дни нашей галактической славы. И что действительно замечательно, что мы предпочитаем жить в великом прошлом Европы, а не в этом грустном осколке.

Капитан Фьючер здравомысляще заявил:

— Но ведь это отклонение от единственной реальности. Это отступление, смерть!

— И все же это слава, триумф и радость, — возразил Коннур.

Его рука протянулась, чтобы коснуться жужжащего механизма. В жесте присутствовало что-то почтительное.

— Мы не разбираемся в этих механизмах, которые дают Вторую Жизнь.

Древние владели знанием, но оно утеряно. Как Вы видите, многие из них изношены и требуют ремонта. Мы можем дублировать их, и поэтому нуждаемся в редких металлах и радиоактивных веществах, поскольку они — ядро машины. Их больше не находят на Европе, поэтому мы нуждаемся в деньгах, чтобы приобретать их на других мирах, чтобы построить новые машины. Именно поэтому мы привели этих людей сюда. — Он кивнул на пожилых людей Земли и других планет, которые прилетели на Европу, чтобы снова жить в прошлом.

Капитан Фьючер шагнул к Коннуру. Он почти дословно повторил слова молодого европейца.

— Но это ведь не жизнь, а смерть! Ваши города разрушаются, ваш народ деградирует. Яд Второй Жизни разрушает ваш мир, и должен быть остановлен!

— И Вы остановите это? — мягко спросил Коннур.

— Да! Я послал за своими людьми и Патрулем. К ним присоединятся несколько сотен ваших молодых людей, Коннур, которые предпочитают жить одной жизнью, а не умирать дважды.

— Это возможно и так, — согласился Коннур. — Но кто точно знает?

Гурни тоже пришел сюда, чтобы остановить это, но он передумал.

— Возможно, и Вы измените свое мнение!

Курт посмотрел на него с презрением.

— Вы не сможете подкупить меня воспоминаниями о моей юности. Она слишком рядом от меня, и ее практически всю приятной не назовешь.

Коннур кивнул.

— Я бы и не делал такую попытку. Но ведь есть другие воспоминания.

Вся Система знает о Вашей длительной борьбе, о поисках в старых временах, о потерянной космической истории человечества. Вы можете жить в этом прошлом. Через наследственную память Вы можете снова очутиться в дни Старой Империи, и, возможно, даже до ее появления.

Он улыбнулся и медленно добавил:

— Вас постоянно гложет жажда знаний, а там нет никаких пределов для изучения. Вы могли бы обрести Вторую Жизнь в те времена!

Курт тихо застыл, и странный взгляд появился в его глазах. Ото рассмеялся странным дрожащим звуком.

— А вот для меня Вторая Жизнь не существует, Коннур. У меня-то и предков никаких нет!

— Я знаю. Охранники позаботятся о тебе. — Конур повернулся к Ньютону.

— Ну как?

— Нет! — резко воспротивился Курт. Я не буду иметь ничего общего с этим.

Он повернулся, чтобы уйти, но твердая фаланга мужчин напротив него, воспрепятствовала его намерениям. До него донесся мягкий голос Коннура:

— Я боюсь, что у Вас нет выбора.

Курт Ньютон нерешительно посмотрел на охранников Конура, затем снова назад. Дрожь пробежала по его мускулам — он больше волновался, чем боялся. Ото тяжело вздохнул.

Охранники продвинулись на один короткий шаг. Курт пожал плечами. Он посмотрел на Коннура, и тот указал на пустую плиту. Капитан Фьючер лег на впалое место, мрамор под ним оказался холодным. Пришел еще один человек — старик в изношенном платье, который стал у средств управления машиной. Коннур прикрепил металлическую полоску на голове землянина, приспособив холодные пластины металла на его висках. Затем он улыбнулся и поднял руку. Машина заработала, жужжа жизнью. Мрачный жар осветил лицо Курта, и затем два ярких силовых усика стремительно прыгнули вниз. Они коснулись близнецов-электродов. Курт Ньютон почувствовал вспышку огня внутри черепа, и затем наступила темнота.

Внезапно в его реальности одна за другой появились бессвязные отдаленные картины, и они снова ожили вместе с Куртом Ньютоном. Каждая из них отбрасывала его все дальше назад в прошлое. И он помнил эти мгновения, жил в них с каждым из своих пяти чувств, и практически всё казалось правдоподобным. Почти всё, но не совсем. Некоторые внутренние уголки его сознания оставались в стороне от этого всепоглощающего яркого воспроизведения памяти и наблюдали.