Владимир Фирсов: Срубить крест

– Может быть, сегодня кавалер Алексей все же пригласит меня зайти к нему в гости? – спросила с лукавой улыбкой Леннада. Мы вспомнили, как я прятал от нее Фея, и дружно рассмеялись.

– А вот это наш маленький сюрприз, – сказал Фей, когда мы вошли во двор. И я увидел на том месте, где прежде была коновязь, высокий постамент, на котором возвышалась фигура конного рыцаря.

Коня я признал с первого взгляда – это был мой Баязет, но лишь в следующее мгновение понял, что рыцарь – это я. Скульптор изобразил меня в боевой броне, только вместо бургиньота на голове у меня был прозрачный космический шлем. Из-за этого изваяние чем-то походило на изображение Георгия Победоносца – но вместо змея я поражал копьем огромный крест… Удар копья раздробил крест на куски, и он теперь напоминал уже не крест, а разбитую вдребезги свастику.

– Идею подал Летур, – рассказывал Фей. – Он нашел такое изображение в книгах своего покойного сына, которые тот привез с Земли. Замысел всем понравился, и принцессы утвердили проект. Это был их первый и последний указ, потому что они обе отреклись от престола и передали власть Революционному Совету. Они сказали, что право выбирать себе мужа им дороже королевского трона.

– Они правильно сделали! – заметила Виола, шедшая рядом с Феем. – Выходить за нелюбимого – это, наверно, ужасно!

– Я лучше умерла бы! – согласилась с ней Леннада, и я почувствовал, как пальцы девушки крепко стиснули мой локоть…

Во дворце нам встретилась небольшая группа. В окружении вооруженных людей с заложенными за спину руками по коридору шагал дядюшка Теодор. Увидев меня, ресторатор остановился. Выглядел он как облезлый пес, но по-прежнему напускал на себя бравый вид.

– Да будет мне дозволено приветствовать благородного кавалера, – напыщенно произнес он. – Как я жалею, что вовремя не оценил его! Если бы мне знать, что кавалер исполняет все свои обещания, что он победит кавалера Рюделя и даст нам долгую жизнь… Может быть, по старой дружбе кавалер замолвит за меня словечко перед судьями, которые, кажется, не очень желают мне долгой жизни?

– Ты сам распорядился своей жизнью. Я ведь говорил, чтобы ты не хватался за ножи.

Я хотел пройти мимо, но он удержал меня.

– А жаль, что мы тогда не прирезали тебя, кавалер. – медленно произнес он, с ненавистью глядя мне в глаза. – Зачем ты только к нам явился…

Его слова ошеломили меня.

– Ты что – жалеешь об этом? А как же долгая жизнь?

– Мы все равно перерезали бы всех кавалеров, и тогда их проклятая машина перестала бы действовать, – объяснил он. – Но власть была бы вот в этих руках, – он потряс кулаками перед моим лицом. – А если бы удалось сговориться с кавалером Рюделем…

На его лице заиграла такая отвратительная улыбка, что меня передернуло от омерзения. Я молча повернулся и пошел прочь.

Через час, когда Леннада отдохнула, Фей зашел за нами. К моему удивлению, он повез нас на Ристалище.

Мы прошли под трибунами и очутились на поле.

– Петрович… Посмотри, Петрович… – прошептал я, хватая его за руку.

В центре поля, над которым, казалось, еще витал бешеный храп коней, на том самом месте, где я совсем недавно увидел бегущую ко мне девушку, возвышалась гранитная стела с изваянием. Скульптор изобразил Тину такой, какой она была в последний миг ее жизни, – радость и любовь в распахнутых глазах, а в протянутых к людям руках голубые неувядающие цветы столетника, как обещание долгой жизни.

Я взглянул на своих спутников. Петрович молча смотрел на изваяние, и мне показалось, что в глазах его застыла тоска. Дрожащая Леннада прижалась ко мне. На ее глазах блестели слезы. Видимо, весь ужас пережитого снова обрушился на нее. Я обнял ее за плечи и почувствовал, как постепенно утихает бившая ее дрожь.

Она подняла ко мне заплаканное лицо.

– Мы никогда не забудем ее – правда, Алексей? – прошептала она.

Я медленно наклонил голову в знак согласия. Говорить я не мог.