Зоя Туманова - Верните мне боль

Я думала об этом: Институт... каждый день почти каждый напоминает о нем. Шеф: "Послать бы Лобина на этот симпозиум: опять выскочит Недялков со своей теорийкой "затухания гуманизма в эпоху первичной НТР", а наш Евгений умел прихлопывать подобных теоретиков, словно мошкару, и в рамках академичности, заметьте!" Или Смелин развздыхается: "Без Женьки и в теннис не с кем сыграть!"

А город? Он населен им.

Прозрачный октаэдр павильона "Холодок" - там однажды мы ели мороженое, и он сказал, приглядевшись: "Что-то у тебя грустинка в глазах!"

Какой радостью затопила меня эта "грустинка" - значит, ему не все равно, весела я или нет. Вон на той аллее сквера я его встретила. Случайно. Прождав два часа. Мы ходили вокруг бассейна и спорили о новом фильме Мишеля Трюдо... А здесь, на площади, нас столкнул действительно случай: в толпе - для меня - что-то сверкнуло, словно стеклышко среди гальки, и я, не рассмотрев еще, уже знала - он...

На каждом углу подстерегает меня память, боль моя. "Нет тебя, нет тебя, нет тебя, нет..."

А сегодня утром такое получилось - до сих пор лицо обжигает стыдом...

Мне опять понадобилось подняться на шестой этаж, зайти в микрофильмотеку. Какое счастье это было прежде! Летишь по коридору - двери словно отскакивают назад, а та, главная, его дверь всегда приоткрыта, он любил сквознячок, от нее мостик света переброшен к стене, а за дверью голоса, смех... Его смех - как обвал, как водопад, как все сосульки с крыши, разом - в стеклянные дребезги!

Так было прежде, а я снова и снова ходила по коридору, не глядя на ту, закрытую, дверь.

А сегодня глянула, и ударило по глазам! Опять этот солнечный мостик от двери к стене, через темно-зеленый линкруст пола...

...Стало быть, Боря Ивлев, один из наших славных парней, тоже решил подышать ветерком. Так уговаривал меня рассудок, а ноги налились свинцом, шла, словно в путах... Ближе, ближе! И сердце диким рывком рванулось туда! А вдруг, а может, а если?

Боря, разумеется, оторвался от работы. Никогда не приходилось видеть, чтоб у человека так высоко поднялись брови и расширились глаза. До чего нелепым было мое вторжение и мой вид, чтоб вызвать такую реакцию! И хоть бы я нашлась, что-нибудь объяснила, нет, - постояла и - обратно... Стыд и боль: не знаю, что было сильнее.

- Нет, нельзя мне уезжать, - сказала я Иде. - Женя ведь связан по работе с институтом. Командировка, отпуск - мало ли что? Он приедет, а меня не будет?

Она взглянула - странно взглянула. Так смотрит человек, собирающийся сказать не то, что думает. А сказала она вот что:

- Не понимаю я тебя... Все-таки, ну, что ты в нем нашла? Средний тип младшего научного сотрудника, подающего надежды сделаться старшим. И внешность - не бог весть что. Мне, например, в принципе не нравятся блондины. Какие-то они недопроявленные. Сливаются с фоном...

Мне представляются "вообще блондины" - одинаковые, как двери в нашем коридоре, с зеркально повторенной рекламной улыбкой. Нет, Женя не "вообще". Не вписывается в категории, не объединяется в группы.

Странное дело. Бывают похожие люди, даже двойники, не так уж много отпустила природа красок и наизобретала вариаций в чертах лица. Бывают люди одного темперамента. Бывает сходство темпераментов, родство душ. И все-таки личность - неповторимая.

Какой он, Женя? Что я в нем нашла?

Нет в нем ничего среднего, весь из крайностей. То подвижен, как пламя, то вял и слаб. Ради друга, в защиту обиженного - пойдет на сто ножей. А задели его самого, пусть наглецы, горлохваты, - только и скажет: "Их тоже надо понять". Скромность, доходящая до абсурда. "Фиалка пряталась в лесах, под камнем чуть видна", - дразнил его Вадька. И спокойная непреклонность в главном...

Люблю его, со всей этой путаницей. Люблю его смех, лицо, голос, душу. И рубашки с крылатыми воротниками. И невозможную привычку лезть пятерней в волосы (прощай, прическа!), когда мысль застопорит.

Он такой - и я люблю его таким.

Я молчу, но Ида всматривается в меня все испуганней и спрашивает наконец:

- Неужели это - бывает так? Я не знала...

И я не знала. Не догадывалась, что возможно так тосковать по человеку, по его словам, смеху, по звуку его голоса, по молчаливому его присутствию, - тоска до физического стеснения в груди, до рвущегося крика - не могу, не могу!

...Уже ночь. Ида стоит у прозрачной стены, и я рядом с ней. Внизу улица: на шестиметровых опорах, как шаровые молнии, пылают светильники. Под каждым из них - конус света, плотный, как фарфор. Ночь - где-то высоко, над крышами. Да и там теснят ее мигалки аэробусов и винтокрылов...